И вот теперь взорам всех, кто находился в экзаменационной зале, предстали голые бамбуковые балки, прогибающиеся под напором ветра и оттого напоминающие ребра какого-нибудь гигантского дракона. Разодранные в клочья шелк и креп оглушительно хлопали – прямо как новогодние петарды. Сквозь гигантские дыры было видно потемневшее осеннее небо, все в стремительных серых тучах, несущих обильный снегопад…
– Ужасный ураган! – прокричал служка императорскому каллиграфу. – Ваша милость, прикажите всем покинуть Зал – здесь все, того и гляди, рухнет!
– Да, пусть уходят! – прокричал в ответ Лу Синь.
– Господин, что делать с сочинениями?
– Немедленно соберите в шкатулку, опечатайте и несите в мой кабинет!
– Слушаюсь!
Лу Синь стоял посреди Зала Возвышенной Мудрости, яростный ветер раздувал его одежды, и, несмотря на всю странность и опасность этого мгновения, императорский каллиграф чувствовал себя прекрасно. Соискатели степени цзиньши спаслись бегством, слуги тоже покинули Зал, один Лу Синь по-прежнему стоял не шевелясь.
– Стихия, – сказал он негромко. – Ветер, рожденный в кронах священных деревьев; ветер, свирепствующий на горных хребтах и пляшущий у подножия сосен; ветер, воющий в пещерах и полостях земных; ветер, не признающий ничьей власти, кроме своей собственной… Есть ли кто сильнее и мудрее тебя?!
Лу Синь вздрогнул и невольно вжал голову в плечи.
Ибо ветер ответил ему:
– Медноволосый Тжонг сильнее ветра и других стихий, ибо все они подвластны ему, как рабы господину, как младшие братья – старшему! Убирайся прочь, глупец в чиновничьей шапке, если не хочешь быть погребенным под останками крыши!
После этого крика бамбуковые стропила опасно затрещали. Лу Синь решил не искушать судьбу и кинулся прочь из залы. Едва он миновал двери, как сзади раздался оглушительный грохот. Толпившиеся неподалеку от залы слуги подхватили императорского каллиграфа и в паланкине понесли прочь, подальше от неприятностей.
Но, как оказалось, неприятности еще не закончились. Когда, сидя в паланкине, Лу Синь приводил в порядок свою одежду, с рукава он снял длинный волос – из тончайшей и мягкой меди, блестевший, как полоска закатного света в неплотно притворенном окне.
– Медноволосый Тжонг, – проговорил Лу Синь, в сильнейшем смятении разглядывая волос – Вот не было напасти! Неужели это и впрямь его рук дело! Эй! Немедленно доставьте меня в личные покои императора!
Меж тем в Малом императорском дворце властвовали спокойствие и тишина. Видимо, придворные дамы нашли себе новое развлечение и оставили императора в относительном благословенном одиночестве. Государь Жэнь-дин развлекался тем, что, разложив перед собой высушенные стебли тысячелистника, постигал умение гадания по Книге Странных Предзнаменований. Лицо владыки Пренебесного Селения было столь отрешенным и сосредоточенным, что в сердце Лу Синя шевельнулось сомнение: как может он отвлекать по пустякам святейшего государя?