Его глаза метнулись в сторону. Я сняла перчатки и позвонила Розе.
– Зайдите, пожалуйста, в архив и найдите мою старую хирургическую доску, – попросила я.
Управление охраны труда решило, что все хирургические доски должны покрываться тефлоном, потому что пористая поверхность могла служить источником заражения. Такая мера годилась для врачей, работающих с живыми пациентами, или для резки хлеба. Я подчинялась указаниям свыше, но это не означало, что я выбросила все старые доски.
– Мне также понадобятся булавки, – продолжала я. – Они находятся в маленькой пластиковой коробочке в нижнем ящике моего стола. Если их тоже не украли.
– Нет проблем, – сказала Роза.
– По-моему, доски лежат на нижней полке у задней стенки архива, рядом со старыми учебниками по судебной медицине.
– Что-нибудь еще?
– Люси, наверное, не звонила? – поинтересовалась я.
– Еще нет. Если позвонит, я вас найду.
Я секунду подумала. Сейчас несколько минут второго. К этому времени она уже сошла с самолета и могла позвонить. На меня опять нахлынули страх и депрессия.
– Пошлите цветы в ее офис, – произнесла я. – С запиской "Спасибо за визит. С любовью, тетя Кей".
В ответ молчание.
– Вы меня слышите? – спросила я секретаря.
– Вы уверены, что хотите написать именно это?
Я заколебалась.
– Скажите, что я ее люблю и прошу прощения.
Обычно я обводила несмываемым маркером участок кожной ткани, который хотела вырезать с мертвого тела, но сейчас для этого не подошел бы никакой маркер.
С помощью шестидюймовой пластиковой линейки я отмерила область от правого основания шеи до плеча и вниз, до конца лопатки.
– Восемь с половиной на семь дюймов, – продиктовала я Раффину. – Кожа отличается эластичностью. После того как ее вырежут, она сожмется, поэтому важно натянуть ее на разделочную доску таким образом, чтобы она приобрела исходный размер, иначе все вытатуированные изображения будут искажены.
Марино ушел, а мои подчиненные трудились в своих кабинетах или в патологоанатомическом театре. Время от времени на экране телемонитора очередная машина привозила или забирала тело. Мы с Раффином вдвоем работали за закрытыми стальными дверями декомпозиционного зала. Я решила с ним поговорить.
– Если хочешь пойти служить в полицию, я не возражаю.
Звякнуло стекло, когда он вставил пробирки с кровью в штатив.
– Но если хочешь остаться здесь, Чак, ты должен будешь изменить отношение к работе: не отлучаться со своего места, быть ответственным и вести себя уважительно.
Я взяла с хирургического столика скальпель и пинцеты и взглянула на него. Казалось, он ожидал услышать это и заранее подготовил ответ.