Кто-то постучал. Оказывается, пришел связной с виллы Тай. Он предупредил подпольщиков:
– Поздно ночью к вам явится наш человек, тоже из пленных – английский офицер. Ему поручили переправить вас на ватиканских машинах в партизанский отряд на Север…
– О, это же здорово! – обрадовался Остапенко.
– Наконец-то, снова настоящее дело! – весело поддержал Алексей.
Он действительно пришел, этот офицер, и оказался очень милым и разговорчивым человеком. Принес с собой вина, предложил выпить перед трудной дорогой. Все похлопывал Кубышкина и Галафати по плечу и произносил тосты: «За нашу победу!», «За союзников!». Потом сказал:
– Пора. Вы посидите, я сейчас принесу одежду и оружие, переоденемся все в немецкую форму.
Время шло, офицер не приходил. Галафати предложил лечь спать.
Их разбудил страшный грохот: дверь сотрясалась под ударами прикладов.
– Это они – прошептал Галафати, подбежав к кровати Алексея. – Бежать некуда… Мы в западне. Давайте так, я открою и брошусь на автоматы, а вы все бегите…
– Нет! Если уж погибать, так всем вместе, – сказал Кубышкин.
Подпольщики не успели ничего решить: карабинеры выбили дверь и ворвались в комнату. Перед ними живой стеной, крепко сцепив руки, стояли пятеро: два русских, итальянец, француз и бельгиец. Фашисты бросились на них, завязалась короткая борьба. Кубышкин и Остапенко настойчиво отбивались ногами и головами, но слишком неравны были силы…
Жена Галафати стояла бледная, безмолвная. Слезы текли по ее лицу.
– Прощайте, – тихо сказал Алексей, проходя мимо нее.
Губы ее что-то прошептали. Но по выражению лица Иды Ломбарди Алексей понял, что это не были слова упрека за то, что он вместе с остальными принес в ее дом несчастье. Это были теплые слова человеческого участия и прощания.
Увидя, что отца уводят вооруженные карабинеры, маленькая Октябрина заплакала и уцепилась за его рукав.
– Папочка, не уходи!.. Папочка!
Ее грубо оттолкнули. Мать рванулась вперед и схватила дочь. Карабинер лишь усмехнулся: такие прощания, видимо, были для него привычной картиной.
Арестованных вывели на улицу и посадили в тюремный фургон. Внутри он был разделен на ряд маленьких камер. Кубышкина и Остапенко посадили вместе. При свете полицейского фонарика Алексей заметил, что в клетках, расположенных напротив них, уже сидели женщины и старики, Туда посадили Галафати. А бельгийца и француза повели в немецкую комендатуру.
На арестованных надели ручные кандалы. Эти железные запястья не имели ничего общего со старинными «цепями». По виду это были два стальных браслета, объединенных вместе в форме прописной буквы «Е». В два открытых квадратика всунули руки каждого, затем браслеты замкнули. Они причиняли мучительную боль. Пока пленников везли, руки у них распухли и покраснели.