– Наверное, чувствовал, что правда не так уж и привлекательна. То есть сначала он был искренним, а потом… Потом врал все больше и больше. Пока не осталось одно вранье. Наверное, он начал врать с того момента, как решил продавать фальшивые бриллианты. Тайна бриллиантов ему досталась от Марьи Гавриловны Гамаюновой. Ты слышал о ней?
– Моя прабабка.
Стен присвистнул:
– Вот как! Тогда ты знаешь, что Марья Гавриловна была женщина необыкновенной красоты и необыкновенного ума. Она сорила деньгами по всей Европе и собирала мифы о затонувших городах – будь то Исс, Свитезь или Китеж. Дерзость была особенностью ее натуры. Судя по тем бумагам, что нашлись в ее архиве, Марья Гавриловна обладала даром предвидения и знала, что грядут страшные потрясения. Впрочем, тогда многие это предчувствовали. Не думали лишь, что все получится куда чернее самых черных пророчеств. Вот если бы Беловодье тогда было создано, если бы она догададась… Весь ход истории был бы другой. Возможно. Но она не успела. Или не смогла. А потом прежний мир рухнул, людей носило щепками в мутной воде. Архив Марьи Гавриловны остался в Париже, был утерян во Вторую мировую войну, но нам удалось его разыскать.
– И что было в этих бумагах?
– Рассуждения на разные темы, заметки, дневники. Заклинания.
– План создания Беловодья?
Стен отрицательно покачал головой:
– Нет, плана как такового не было. Иван Кириллович разработал проект сам, еще до того, как мы нашли архив. Но во многом бумаги Марьи Гавриловны помогли.
– А почему ты не рассказал остальным о фальшивых бриллиантах?
– Об этом я сначала ничего не знал. У меня были подозрения, что Колодин ведет сомнительные операции, но что конкретно он делает – в это меня не посвятили. То есть я знал о продаже драгоценностей. Но Гамаюнов постоянно твердил, что коллекция алмазов принадлежит Сазонову, была вывезена из России еще до революции и только ждала часа. А Сазонов дал себе слово потратить алмазы на пользу Родины, когда падет режим большевиков, как Пикассо приказал вернуть свою знаменитую “Гернику” Испании, когда не станет Франко. Это было в моем духе. То есть я бы сам именно так и поступил. Потому и поверил. Понимаешь, как они меня подловили? Меня на моем же идеализме и поймали как дурака. Я удовлетворился ответом. Нет, я знал, что часть операций была незаконна, но был уверен, что это всего лишь попытка обойти бюрократические препоны. Но это в России накогда не считалось грехом. В восемьдесят седьмом, да и позже у меня не было оснований Гамаюнову не верить. Тем более что я занимался поиском архива.