– Сядь.
Она подошла и села. Закинула ногу на ногу. Огоньки свечей слегка заколебались. Она повернулась и дунула на ближайшую свечку. Пламя, вместо того чтобы накрениться, рвануло вверх, шипя и разбрызгивая искры. Колдун отшатнулся:
– Прекрати! Без фокусов.
– Без фокусов скучно. А я веселая. Вы заметили?
Он пододвинул к ней тарелку. Вода была так прозрачна, что, лишь колыхнувшись, выдала свое присутствие.
– Сконцентрируй внимание и подумай о ком-нибудь, – приказал господин Вернон.
– О ком? – спросила Тина. – Мне ни о ком не хочется думать.
– О простом человеке. Не колдуне. Но чтоб этот человек был тебе близок. Очень близок.
Тина подумала о Валентине Васильевне – кто ж теперь ей роднее этой женщины, которую Тина больше никогда не увидит?
– Положи руку на поверхность воды. Она повиновалась.
И вдруг вода в тарелке замутилась. И на дне, как в зеркале, появилось растерянное лицо ее новой знакомой. А потом вода зарябила, и картинка пропала.
Колдун задумчиво кивнул:
– Дар у тебя в самом деле есть. Вот только я не пойму – какой.
– Я и сама не знаю, – совершенно не к месту хихикнула Тина.
– Впрочем, у меня были ассистентки и без всякого дара, – продолжал Роман Вернон, будто и не заметил ее нелепого смешка. – Тебе повезло. Сейчас место свободно. Я плачу двести баксов в месяц. Если будешь готовить, можешь жить в комнате наверху бесплатно. Одно условие соблюдать неукоснительно: никого в дом не приводить и никому ничего не рассказывать. Ослушаешься – сотру память начисто. Вплоть до младенческой поры.
– Ваша власть так велика? – недоверчиво спросила Тина.
– Моя власть огромна. И я не хотел бы испытывать ее на тебе.
– Вы научите меня своим … – она едва не сказала “фокусам”, но вовремя спохватилась, – приемам?
– Это несложно. Вода – носитель информации. И вскоре ты сама сможешь находить потерянные кошельки, абортированных детей, мужей и жен в чужих постелях.
– Я бы предпочла более ценные находки.
– Не все ли равно? Ведь ищешь не для себя.
Она не могла понять, каков его цинизм – напускной или подлинный, изъевший ржавчиной душу. В принципе, ей было все равно. Пока. Но цинику служить не хотелось.
– А лечить? Ведь вы излечиваете? Исцеление недужных приносит самую громкую славу. Я слышала, вы многих вылечили. – Она хотела сказать совсем не то, не про славу, а про добрые слова. Но почему-то не посмела. Не хотелось выглядеть дурочкой.
В его узких серых глазах блеснули нехорошие огоньки:
– Слава мне не нужна. Ну а твоей силы, может быть, и хватит, чтобы свести пару бородавок и справиться с застарелым геморроем.