На следующий день он долго мучился от сильнейшей головной боли, его одолевала усталость. Вся семья собралась с утра в большом прохладном зале; они сидели, наслаждаясь тишиной и покоем, прежде чем разбежаться по своим делам.
– Я займусь планами по захоронению быков Аписа, это слишком долго откладывалось, потом я ненадолго отправлюсь в храм Птаха, – сообщил Хаэмуас.
В ответ Нубнофрет лишь приподняла брови. Поцеловав мужа в щеку, она плавной походкой вышла из комнаты. Хаэмуас с удивлением заметил, что за ней послушно последовала и Шеритра.
– А я отправлюсь сегодня в гробницу, – объявил отцу Гори. – Вечером меня пригласили в гости в один дом в квартале иноземцев, так что увидимся за обедом, отец.
Хаэмуас смотрел вслед сыну, любуясь его легкостью, ловкостью движений и великолепно развитыми ногами. Потом он со вздохом отвернулся. Что это значит – молодость и красота, богатство и преклонение. Хаэмуас прекрасно знал, что гороскоп Гори день ото дня пророчил ему удачу, тогда как его собственный становился все более и более двусмысленным и неопределенным.
Хаэмуас вернулся к себе в кабинет. Пенбу уже приготовил для него стопку официальной корреспонденции и сидел на полу, готовый записывать под диктовку. Хаэмуас окинул комнату полным сожаления взглядом, – яркое солнце поздней весны заливало весь пол потоками света, проникавшего через узкое окно, расположенное высоко наверху. Он рывком раскрыл первый лежащий перед ним свиток. «Сегодня я сначала совершу подношения Птаху, призванные оградить этот дом от напастей, а потом прогуляюсь по реке, – такое обещание дал себе Хаэмуас. – И думать ни о чем не буду, только слушать, как шелестит листва и поют в зарослях птицы».
Покончив с письмами, Хаэмуас позвал к себе архитектора, и около двух часов они беседовали о том, как лучше устроить захоронения быков. Работа зодчего пришлась ему по вкусу, и Хаэмуас, прежде чем удалиться в личные покои на легкий завтрак, тщательное омовение и переодевание, распорядился, чтобы раскопки начинались незамедлительно. Потом в сопровождении Амека и Иба он сел в большую лодку и отправился вниз по каналу, тому самому, где во время празднеств из храма плыла священная лодка Птаха.
Неподалеку от храма Хаэмуас сошел на берег и направился дальше пешком, под сенью священных сикомор Птаха, к ступеням, спускающимся к воде у подножия храма, и дальше, по нагретым солнцем гранитным плитам, огороженным двумя массивными пилонами. Он приблизился к внешнему двору храма. Верная свита следовала за ним.
В этом дворе уже собрались молящиеся. Легким, едва заметным облачком над пилонами внутреннего дворика святилища поднимались ладанные курения, доносились негромкие голоса певцов и звон бубнов. Хаэмуас снял сандалии и отдал Ибу. Он принес свое любимое ожерелье из бирюзы, украшенное посередине Оком Гора, – это было его приношение богу, в храме которого он исполнял обязанности жреца три месяца в году. Прижав ожерелье к обнаженной груди, Хаэмуас пошел во внутренний двор, стараясь по дороге не задеть случайно простых людей, погруженных в молитву. Они стояли, закрыв глаза и широко раскинув руки. Амек и Иб укрылись в тени высокой стены.