Все это было сказано степенным и почти бесстрастным тоном, однако Кит успел обменяться быстрым довольным взглядом с Мэри-Эстер. Оба они понимали, что предложить одного из жеребят своей любимой кобылы для Эдмунда было жестом, свидетельствующим о любви к сыну.
– Благодарю вас, сэр, – произнес Кит, вспыхнув от удовольствия. – А как поживает сама кобыла? Надеюсь, она еще в добром здравии?
– Она, конечно, стареет, но… спасибо, она еще вполне годится для дела. Твой кузен и я как раз только что навещали ее.
При упоминании о кузене глаза Кита обратились к Гамилю, стоявшему у Эдмунда за спиной. Он о чем-то беседовал с Хиро, которая, по своему обыкновению, прислонилась к плечу брата. Киту эта поза напомнила привычную картину, когда молодые люди, сплетничая, наклоняются друг к другу, чтобы пошушукаться. Женщинам так поступать не подобало. Но Киту и в голову не приходило осуждать этот жест. И даже когда он здоровался с Гамилем, его глаза скользнули за плечо кузена, отыскав синие глазки Хиро, на некоторое время задержавшиеся на его лице. Механически отреагировав на это, Кит улыбнулся и не заметил, как Гамиль слегка вздрогнул от удивления и негодования, переводя взгляд с кузена на сестру.
Однако внимание Кита отвлекли прибывающие члены семейства. Когда с приветствиями было покончено, Эдмунд объявил.
– А теперь все к столу. Дорогая, позволь предложить тебе руку.
Мэри-Эстер с готовностью взяла мужа под руку и вместе с ним направилась в столовую.
А Кит, отвесив добродушный, полушутливый поклон близнецам, сказал:
– Кузина Хиро, не могу ли я сопроводить тебя? Губы девушки изогнулись в улыбке, но не успела она произнести хоть слово, как Гамиль схватил ее под руку. И куда более резко, чем подобало в данной ситуации, ответил:
– Спасибо, но она предпочитает со мной. Мы всегда ходим вместе.
Он круто отвернулся прочь, и Хиро, успев бросить мимолетный взгляд на Кита, пошла с братом. Левой рукой она опиралась на плечо Гамиля, а правая лежала на его руке. И как бы ни было велико удивление Кита от столь резкого отказа, оно мгновенно исчезло, стертое жалостью, едва он увидел ее уродливую, шатающуюся походку. Кит совершенно забыл о ее хромоте. Его сердце сжалось при мысли, что она, такая восхитительная и элегантная, осталась на всю жизнь калекой. В седле Хиро словно парила, на земле же она напоминала подстреленную, раненую птичку.
Пока близнецы шествовали впереди него, Кит обнаружил, что еще одна пара глаз наблюдает за ним, и быстро предложил только что отвергнутую руку своей кузине Руфи. Она молча приняла ее, но одарила его довольно колким взглядом, говорившим, уж она-то хорошо понимает, что означает вечно быть второй. Когда они миновали двери, Руфь тихонько прошептала ему: