Павел Сергеевич и Надежда Петровна.
Надежда Петровна. А знаешь, Павлушенька, мне Тамара Леопольдовна пенсию обещала выхлопотать.
Павел Сергеевич. За что пенсию?
Надежда Петровна. За спасение России.
Павел Сергеевич. Как за спасение России? Во-первых, коммунисты Россию спасти не позволят.
Надежда Петровна. Кто же, Павлуша, их будет спрашиваться, когда не сегодня-завтра французы в Россию царя командируют.
Павел Сергеевич. Как царя? Вы понимаете ли, мамаша, о чем вы говорите. Если в Россию на самом деле какого-нибудь царя командируют, то меня тут же безо всяких разговоров повесят, а после доказывай, что ты не коммунист, а приданое.
Надежда Петровна. Но, Павел, пенсия.
Павел Сергеевич. Ну зачем же мне в мертвом виде ваша пенсия, маменька?
Надежда Петровна. А если тебе за такое геройство каменный памятник высекут?
Павел Сергеевич. Высекут?
Надежда Петровна. За такое геройство обязательно высекут. В назидание потомству. Все равно как первопечатнику какому-нибудь.
Павел Сергеевич. А меня с ним, мамаша, не спутают?
Надежда Петровна. Тебя, Павел, ни с кем не спутают, у тебя очень фигура представительная.
Павел Сергеевич. Фигура-то у меня действительно ничего. Значит, мне, маменька, в партию вступать нельзя.
Надежда Петровна. Как – нельзя? А с чем же мы Вареньку замуж выдадим?
Павел Сергеевич. Но вы забываете, мамаша, что при старом режиме меня за приверженность к новому строю могут мучительской смерти предать.
Надежда Петровна. Как же тебя предадут, если у тебя платье?
Павел Сергеевич. Ну, стало быть, при новом режиме за приверженность к старому строю меня могут мучительской смерти предать.
Надежда Петровна. Как же тебя предадут, если ты в партии?
Павел Сергеевич. Мамаша, значит, я при всяком режиме бессмертный человек. Вы представьте себе, мамаша, какой из меня памятник может получиться. Скажем, приедут в Москву иностранцы: «Где у вас лучшее украшение в городе?» – «Вот, скажут, лучшее украшение в городе». – «Уж не Петр ли это Великий?» – «Нет, скажут, поднимай выше, это Павел Гулячкин».