– Ну-ну, не трусь. – Тосико со смехом взяла Мидори под руку. – Вот так. Со мной не пропадешь!
Мидори успокоило ее дружелюбие, но вскоре за Тосико тоже явилась монахиня, а она осталась ждать в одиночестве. Ее тревога росла, пока Мидори не затрясло и не бросило в холод от страха. Она вцепилась в свой сверток, радуясь, что нашла хоть какую-то опору. Взявшись гадать, в чем будет заключаться экзамен, Мидори с трудом удержалась, чтобы не сбежать. Она подумала, как расстроится Рэйко, узнав, что она была здесь, подумала о Хирате... и осталась.
Спустя многие, как показалось Мидори, часы пришедшая монахиня отвела ее к странному зданию в тыльной части подворья. Это был длинный приземистый сруб, почти неразличимый за деревьями, с наглухо закрытыми ставнями. Мидори оказалась в продолговатом зале с огромным светильником, мерцающим под потолком. У противоположных стен восседали пятерки священников и монахинь, еще трое – на возвышении в дальнем конце комнаты.
– Встань под светильником и преклони колени, – приказал рослый незнакомец из глубины зала.
Трепеща от волнения, Мидори подчинилась, стиснув сверток в руках. Она не ждала увидеть столько народу. Яркий свет, льющийся сверху, слепил глаза, но Мидори удалось разглядеть говорящего – жестоколицего священника со шрамом на виске. Вспомнив описанных Рэйко членов секты Черного Лотоса, она сразу узнала в нем Кумасиро. Неприглядный тип справа от него, вероятно, был доктор Мива, а монахиня слева – настоятельница Дзюнкецу-ин. Тогда, в тиши гостиной Рэйко, они казались ей куда безобиднее, чем теперь. Остальные священники и монахини были ей незнакомы, и все как один сурово и неодобрительно разглядывали Мидори. Где-то в зале вполголоса бубнили молитвы.
– Назови свое имя и причину, по которой ты хочешь к нам присоединиться.
Тонким, срывающимся голосом Мидори повторила легенду, прибавив:
– Я хочу посвятить жизнь служению истине.
– Что это у тебя? – спросила Дзюнкецу-ин. Она показалась Мидори привлекательной – правильные черты лица, изящная мантия с капюшоном – и вместе с тем какой-то зловещей.
– Здесь кимоно... – Мидори запнулась. – Дар храму, чтобы оплатить мое содержание.
Одна из монахинь отнесла сверток на возвышение, где Дзюнкецу-ин вынула из него бледно-зеленый наряд, расшитый сияющими бронзой фениксами.
– Очень мило, – произнесла настоятельница, откладывая его в сторону.
Мидори уже пожалела, что пожертвовала своим лучшим выходным кимоно, хоть и в благих целях.
– Подай-ка нам чаю, – сказал Кумасиро.
На подносе возле помоста стояли чайник и чашки. Мидори было вознегодовала, что какие-то простолюдины обращаются с ней, дочерью даймё, как со служанкой, но несколько лет жизни во фрейлинах научили ее исполнительности. Трясущимися руками она принялась разливать чай. Подавая чашку Кумасиро, девушка ненароком плеснула ему на одеяние.