Несмотря на неуклюжую позу, Найл чувствовал себя неплохо отдохнувшим.
Единственно, правая нога что-то затекла, да и кожа горит в тех местах, где присасывались мелкие щупальца.
В животе урчало от голода. Теперь Найл жалел, что не поел впрок. И тут вспомнил о коричневых таблетках.
Расстегнул комбинезон (холодный ветер тут как тут, полоснул) и вынул из кармана коробочку.
Таблетки до смешного крохотные, Найл думал кинуть в рот пригоршню. Взял одну, положил на язык.
У таблетки был приятный кисленький вкус. Она растворилась почти сразу, стоило чуть пососать, – во рту от нее сделалось тепло. Когда сглотнул, тепло стало еще ощутимее и потекло вниз, словно жидкий огонь.
Через несколько секунд дошло до желудка. Голод внезапно истаял, сменившись ощутимо плотным, сытым теплом, будто Найл только что заправски пообедал.
Хорошо, что не поддался соблазну заглотить сразу несколько; съешь еще хоть одну, непременно полезло бы обратно.
Теперь пора было оглядеться.
Первым делом Найл стащил с себя металлическую одежду, дрожа от задувающего вверх по реке холодного рассветного ветра. Комбинезон он заботливо расстелил на земле, затем сложил вдоль. Юноша прикоснулся к кнопке; тот свернулся в металлическую трубочку – жесткую, не согнешь. Трубочку сунул в карман серой рубахи.
Потом осторожной поступью подобрался к западной оконечности моста и глянул наверх. Отсюда виднелась прямоугольная будка. Однако разобрать, что происходит там, в окошке, можно было, лишь выйдя из-под моста. Но выходить на открытое место он не рискнул: опасно.
На этой стороне моста будка была одна. Найл обнаружил ведущую вверх лестницу; выше начиналась улица.
Он стал устало взбираться, то и дело останавливаясь на полминуты.
Когда голова оказалась чуть выше верхней ступени, открылся из конца в конец обзор поврежденного моста.
Караульная представляла собой небольшой, с проемом для двери, бокс, где единственным убранством была каменная скамья; в ту пору, когда город заселяли люди, будка, очевидно, служила пешеходам укрытием от дождя.
Узловатым мешком привалился к стене бойцовый паук, замерев так, что Найл не сразу заметил его присутствие.
Не отрывая от существа взгляда, Найл вызвал в себе чувство глубокого спокойствия: свое присутствие он мог выдать движением скорее ума, чем тела. Он намеренно уподобился своей неподвижностью пауку, не обращая внимания на холодный ветер, кусающий руки и ноги.
Через полчаса над восточным краем неба завиднелось солнце, его тепло показалось восхитительной лаской. Облегченно, с удовлетворением вздохнув, Найл испытал ошеломляющую благостность просто от того, что жив.