При виде волн, катящихся навстречу, Найл едва не задохнулся от восторга, и ему захотелось завопить от радости.
Гребли не все. Половина гребцов просто сидела на скамьях или прогуливалась по проходу, некоторые непринужденно беседовали друг с другом. Найл тоже привстал и выглянул за борт. Похоже, никто не имел ничего против. Вскипавшие за кормой буруны показались ему самым изумительным зрелищем на свете. Затем он внимательно прислушался к разговору гребцов и постепенно уяснил, что чужим их язык назвать нельзя. Говорили они явно на его родном языке, только слова произносили как-то странно, приходилось напрягаться, чтобы понять. И женщина выкликала команды как-то очень неразборчиво.
Вскоре Найл догадался, что эта женщина – главное лицо на борту. Все мужчины относились к ней с почтением, если не с подобострастием. Вполне понятно – такая рослая, шелковистые волосы, зубы ровные, белые. Но, пожалуй, дело было не только в ее красоте.
Примерно через полчаса она поманила одного из мужчин и велела занять ее место на возвышении. Тот встал на одно колено, приложился губами к руке женщины и не поднялся на ноги до тех пор, пока она не сошла вниз.
Когда она проходила, моряки спешили уступить ей дорогу. Стоило ей щелкнуть пальцами, как один из них тут же почтительно подал кожаное одеяние, которое она накинула на плечи. Ветер становился ощутимо холоднее. Через какое-то время женщина приблизилась к Найлу и скользнула по нему взглядом, в котором читались и любопытство, и холодная усмешка. Прочесть ее мысли было не сложно: «С этого немного будет проку». Что-то в ее насмешливом взгляде напомнило юноше Мерлью, и ему стало горько и обидно.
Пауки совершенно раскисли и полностью вверили свою участь людям, о чем женщина, похоже, догадывалась. Хозяйкой на этом судне была она, а не насекомые. Задержав внимание на забившемся под навес вожаке, Найл удивился беспросветности его страха и тоскливого смятения. Бедолаге казалось, что его безудержно несет на какой-то утлой скорлупке по совершенно неподвластной ему стихии. При каждом грузном взлете и падении ладьи насекомое испытывало приступ тошноты. Оно могло думать только об одном: скорей бы очутиться снова на суше.
По истечении примерно двух часов вахту приняла свежая смена гребцов. Те, кто уже отработал свое, падали на доски центрального прохода в полном изнеможении. От них, словно теплые волны, исходило ощущение расслабленности и покоя.
Ближе к полудню ветер утих, затем сменился на юго-восточный. Женщина выкрикнула очередную команду. Дремавшие на солнце моряки вскочили на ноги и водрузили мачту, проворно вставив ее в углубление, сделанное из полого древесного ствола. Затем подняли треугольный парус. Ладья шла в строго заданном направлении, хотя ветер дул совсем с другой стороны. Найл зачарованно наблюдал за подвижным брусом, помогавшим парусу двигаться по окружности, захватывая ветер под нужным углом. Юноше вполне по силам было вчитываться в умы занятых делом моряков, и он понимал, кто из них что делает.