– Осирис умирает каждый год, – произнес я, – и каждый день, когда садится солнце. Мне не впервой встречаться со смертью. Но ни разу не принимал я ее от рук смертных.
И прежде чем он смог шевельнуться, я выхватил из его рук меч и, с силой размахнувшись, зашвырнул в реку. Бронзовый клинок блеснул в последних лучах заходившего солнца. Стражники проводили взглядами оружие. Но прежде чем они начали действовать, я швырнул предводителя на землю и простер руку к следующему воину… Тот упал, ударившись головой. Пока их предводитель пытался встать, ползая на четвереньках, я уже расправился со всеми.
Указав на него пальцем, я вспомнил повелительные нотки, которые частенько звучали в голосе Золотого бога, когда он обращался ко мне:
– Оставайтесь на коленях, смертные, когда вы находитесь перед лицом бога, и радуйтесь, что я пощадил ваши жизни.
Все шестеро хлопнулись лбами в пыль, заметно дрожа:
– Прости нас, о могучий Осирис…
– Верно храните дом мой, и вы получите прощение, – ответил я. – Помните, что гневить богов – значит навлекать на себя страшную смерть.
И я вошел в храм, на ходу вспоминая, может ли бог бежать.
„Должно быть, может, но не перед смертными“, – решил я. Неплохая карьера для человека, сосланного в чужую эпоху без прав и памяти. Я восстал из праха, чтобы возводить на трон царей и уподобиться богам.
Я вновь жаждал мести, но на этот раз я хотел отомстить не за себя, а за ни в чем не повинного толстяка жреца и честного старого чиновника, лишившихся жизни только потому, что они встали на пути Некопта. Обнажив меч, я отправился разыскивать верховного жреца Пта в храме Осириса.
Готовый к схватке, я шагал дворами, освещенными только что поднявшейся луной, мимо колоннад и статуй богов.
Мне попался ряд небольших комнат – святилищ различных божеств. В святилище Пта Некопта не оказалось. Я заглянул туда в первую очередь. А потом заметил небольшую дверцу. Я распахнул ее настежь. Там оказались все трое – перед алтарем Осириса, освещенные прикрепленными к стене фонарями, – Некопта, Менелай и Елена.
Прежний царь Спарты стоял облаченный в бронзовый панцирь, сжимая правой рукой тяжелое копье. Елена в полупрозрачном одеянии серебристо-синего цвета замерла чуть поодаль.
– Я же говорил тебе! – закричал Некопта. – Я же говорил! Он явился сюда ради этой женщины.
Физиономия жреца была ненакрашена, и сходство его с братом казалось невероятным. Но Гетепамона я знал улыбчивым и добрым, а Некопта воплощал злобу и ненависть. Я заметил, что руки его лишились большинства перстней; кольца оставались лишь на трех пальцах, там, где чересчур глубоко вросли в плоть.