– Так что ты сказал об Афине? – поинтересовался я, опускаясь возле него на колени.
Политос неопределенно повел рукой:
– Сова… птица Афины. Крик ее означает, что Богиня приветствует нас под пологом леса, теперь мы под ее защитой.
Я стиснул зубы:
– Нет. Афина не может теперь защитить даже себя. Она мертва.
И во тьме увидел, как округлились его глаза.
– Что ты говоришь? Это богохульство!
Я пожал плечами и опустился на корточки.
– Орион, – уверенно проговорил Политос, приподнимаясь на локте. – Боги не умирают. Они бессмертны!
– Афина мертва, – сказал я, ощущая скорбь всем своим существом.
– Но ты служишь ей!
– Я служу ее памяти. И живу, чтобы отомстить ее убийце.
Он недоверчиво покачал головой:
– Это невозможно, Орион: боги и богини не умирают никогда. О подобном не помнит ни один смертный. Афина жива, пока ты поклоняешься ей и служишь.
– Быть может, и так, – вымолвил я, чтобы успокоить его и рассеять страхи. – Наверное, ты прав.
Мы вздремнули несколько часов, закутавшись в плащи. Я боялся закрыть глаза и лежал, прислушиваясь к ровному шуму ночного леса, мягкому шелесту деревьев, обдуваемых холодным ветром, стрекотанию насекомых, редким крикам сов.
«Афина мертва, – сказал я себе. – Она умерла на моих руках. И за это я убью Золотого бога».
Луна сияла сквозь покачивавшиеся ветви деревьев.
«Артемида, сестра Аполлона, – спрашивал я мысленно, – примешь ли ты сторону своего брата в борьбе против меня? Или выступишь против него? Будут ли боги биться со мной, или мне удастся найти среди них союзников, чтобы отомстить Золотому богу?»
Кажется, я снова заснул, потому что мне приснилась Афина, высокая и стройная, в сверкающем серебристом одеянии, ее длинные волосы отливали полированным черным деревом, а прекрасные серые глаза серьезно глядели на меня.
– Это сейчас ты один, Орион, – сказала она, – но рядом с тобой есть и союзники. Твоя задача отыскать их и повести к своей цели.
Я потянулся к ней и обнаружил, что сижу на покрытой мхом земле, а первые косые лучи солнца бросают на траву золотистые пятна. Птицы щебетом встречали новый день.
Политоса даже не потребовалось будить. Мы поели холодного мяса, запили теплым вином, а потом вновь отправились в путь. Теперь мы повернули на север к главной дороге, уводившей от Трои в глубь суши. Мы одолели две гряды поросших лесом холмов и, когда достигли гребня третьего, увидели перед собой широкую долину, состоявшую, словно лоскутное одеяло, из обработанных полей. Посередине плавно извивалась река, а на берегах теснились крохотные деревеньки.
Уродливый столб черного дыма поднимался над одной из них.