Одиссей сел лицом к великому царю. Я уселся на корточках у его ног. Нам предложили вина. Оно пахло медом и ячменем.
– Движущаяся башня? – засомневался Агамемнон, когда Одиссей два раза повторил объяснение. – Невозможно сдвинуть каменную башню…
– Мы сделаем ее из дерева, сын Атрея, и покроем шкурами для защиты.
Агамемнон посмотрел на меня мутными глазами, уронив подбородок на широкую грудь. Лампы отбрасывали длинные тени, и его лицо с тяжелыми бровями казалось зловещим и даже грозным.
– Пришлось отдать пленницу Брисеиду наглому щенку, – буркнул он. – И целое состояние в придачу. Несмотря на то что его обожаемый Патрокл убит рукой Гектора, этот гаденыш отказался вступать в битву, пока ему не возместят нанесенный… якобы несправедливо, ущерб. – Пренебрежение, вложенное в последние слова, материализовавшись, могло бы ободрать кожу.
– Сын Атрея, – успокаивал его Одиссей, – если план мой сработает, мы захватим наконец Трою и добудем столько богатств, что хватит даже придире Ахиллесу.
Агамемнон ничего не сказал. Он слегка шевельнул кубком, и один из рабов поспешил наполнить все чаши. Одиссей держал в руках золотой кубок, как и великий царь. Мне дали деревянный.
– Еще три недели, – проговорил Агамемнон и припал к кубку, проливая вино на уже запятнанную тунику. – Мне нужно еще три недели.
– Господин?
Агамемнон выронил кубок на покрытый коврами земляной пол и наклонился, лукаво улыбаясь:
– Через три недели мои корабли повезут зерно из моря Черных вод через Геллеспонт в Микены. И ни Приам, ни Гектор не сумеют остановить их.
Одиссей только охнул. Тут я понял, что Агамемнон далеко не дурак. Если царь не мог захватить Трою, то ничто не мешало ему провести свои корабли через проливы и подождать, пока они не вернутся нагруженные зерном, прежде чем снять осаду. И если ахейцам придется оставить стены Трои, Агамемнон запасет на год зерна в амбарах родных Микен. А потом либо воспользуется им сам, либо продаст соседям, если это окажется выгоднее.
Одиссею дали здесь прозвище хитроумного, но я понял, что итакиец попросту осторожничал, заранее рассчитывая все варианты, прежде чем сделать ход. Однако по-настоящему лукав был не он, а Агамемнон… изворотливый, эгоистичный и жадный.
Быстро оправившись от изумления, Одиссей проговорил:
– Но сейчас нам представилась возможность полностью разрушить Трою… Не только ограбить город, увести женщин, но и оставить за собой право плавать через Геллеспонт, пока ты будешь властвовать.
Агамемнон откинулся в кресле.
– Хорошая мысль, сын Лаэрта. Очень хорошая мысль. Я подумаю и созову совет, чтобы все обсудить… Но после завтрашнего поединка.