— Не то слово.
— А ведь верно — затонувший материк.
— То ли затонувший, то ли никогда и не выныривавший.
— Бог с ним, — махнул рукой Пыхачев. — Павел Васильевич, распорядитесь прибавить оборотов. Курс двести шестьдесят.
Из полосатой трубы гуще повалил дым, забурлила за кормой вода. То здесь, то там медленно проплывали мимо и уходили вдаль зеленоватые пятна — вершины подводных гор. Лейтенант Гжатский, сходивший к себе в каюту за фотографическим аппаратом, сделал наудачу несколько снимков, недовольно качая головой, — понимал, что на фотопластинке отпечатается заурядный морской пейзаж.
Старший офицер заорал на любопытных матросов, высыпавших наверх поглазеть на разноцветную воду. Бардак! Вахтенные, по местам стоять! Подвахтенные, в распоряжение боцмана! Где боцман? Остальным разгильдяям отдыхать, чтоб вас так и этак…
Не любивший ругани Пыхачев поморщился — и совсем ушел, когда вынырнувший откуда-то квадратный Зорич стал переводить распоряжения Враницкого в более популярную форму. Особым разнообразием лексикона боцман не блистал — брал горлом, изрыгая матерные проклятия мощнейшими, хотя и несколько сиплыми басовыми раскатами, и временами подбадривал нерадивого тычком пудового кулака. Собравшийся было сойти вниз отец Варфоломей остановился, прислушиваясь. В глазах священника заиграли озорные огоньки — должно быть, батюшка припомнил детство, прошедшее в каком-нибудь малом городке, где подобный раскатам грома рев полицейского урядника, а то и самого станового пристава, служит местной достопримечательностью не из последних.
— Смотрите! — ахнул вдруг кто-то.
Глаза отца Варфоломея остекленели. В обширной бороде открылся провал рта. Священник попятился, хватаясь за наперсный крест.
На миг воцарилось общее молчание.
— Господи! — ахнул Батеньков.
Быстро догоняя корвет, с востока шла громадная волна. Не встречая препятствий, она надвигалась бесшумно — гладкий сине-зеленый вал семисаженной высоты, протянувшийся от горизонта до горизонта. Проносясь над мелями, волна росла, и гребень ее норовил угрожающе загнуться. Все происходило в тишине. Чудовище подкрадывалось на мягких лапах.
Враницкий со всех ног бросился к рубке.
— Самый полный вперед!
— Есть, — Фаленберг, вахтенный начальник, перевел ручку машинного телеграфа со среднего на полный, а затем на самый полный. — Прикажете к повороту?
— Нет, — отрезал Враницкий. — Не успеем.
— Но…
— Молчите. Знаю.
Содрогаясь, «Победослав» увеличивал ход. Сориентировавшиеся офицеры и Зорич гнали вниз всех, кто не был нужен наверху.
Взглянув на накатывающийся вал, Фаленберг понял нехитрый замысел Враницкого. Повернуть, чтобы стать носом к волне, корвет не успеет. Вал придется принимать кормой; при этом скорость корвета пойдет ему во вред. Это риск, большой риск. Зато выгадываются несколько лишних секунд, может быть, четверть минуты, чтобы все, кто может, укрылись в чреве судна, а оставшиеся наверху закрепились.