– Насчет рецидивиста он ошибся, – сказал начальник угрозыска райотдела капитан Мешков, постукивая авторучкой по газете, которую уже успел залить кофе. – Будь это рецидивист, мы бы его давно вычислили. Ребята работают на износ.
Его простецкое, гладко выбритое лицо, как и широкая лысина, порозовело и поблескивало капельками пота. «Износ» на нем не отражался – Мешков соблюдал жесткий режим. Сидевший перед ним капитан Непыйпиво, худой, желчный обэхаэсовец, вопреки своей фамилии пиво любивший, не отрывал тоскливого взгляда от закусочной напротив, откуда выходили то и дело личности с авоськами, набитыми бутылками «Жигулевского». Он вздохнул.
– Да, торгаши явно напуганы, – кивнул головой. – И не только торгаши. Все шобло зашевелилось. Этот Потребитель насыпал им перцу под хвост. Майор Цыбуля роет копытом землю.
В отделе часто повторяли эту присказку о начальнике ОБХСС, который давно и безнадежно был повязан «шоблом» по рукам и ногам. Всэ знали, но поделать ничего не могли – «волосатая рука» s верхах! Он постоянно занимался разной ерундой для создания видимости кипучей деятельности: «внезапными» рейдами, проверками, инспекциями, о которых «шобло» предупреждалось аж за месяц и встречало его чуть ли не цветами и караваями. В таких случаях говорили: «Майор Цыбуля роет копытом землю», хотя эти широкомасшабные акции не стоили выеденного яйца. Но теперь манеру и впрямь приходилось рыть землю копытом – слухи о Потребителе ему сильно досаждали.
Они закурили.
– Это явно новичок, дилетант, – продолжал Мешков. – Но дилетант, работающий почти на профессиональном уровне. Видать, парень башковитый, грамотный. А такого новичка поймать труд нее всего. Никаких пальчиков, следов в картотеке, старых делах, воспоминаниях старожилов. Почерк? Почерк непредсказуемый. В каждом деле он находит новое решение, учитывая напряженную обстановку. Вон ведь как Ряху придавил. А концы? Даже концов не сошлось – кто-то в суматохе листки со стен посрывал. Думаю, он и сорвал.
– Что Ряху придавил, нет сомнений. Сначала тот пеной исходил: поймать мерзавца! А теперь молчит, в землю зарылся. Убытки списал до мизера. И другие придавленные не жалуются.
– Ну давай, выкладывай, – Мешков откинулся на спинку стула. – Что там твои сексоты доносят?
– А твои?
– Мои в те круги не вхожи. Они по малинам да подворотням.
Они подружились здесь, в райотделе, куда пришли по комсомольскому набору с чистыми помыслами и горячими сердцами. Но увидев продажность, преступность, угодничество, царившие среди стражей правопорядка, поклялись друг другу сохранить чистые руки. Тогда это было очень трудно, почти невозможно, и каждый не однажды балансировал на грани не только увольнения, но и ареста.