Егору казалось, на него глядят, как на вора, осмелившегося мыть вблизи чужой деревни. Никто, конечно, не верил, что он ходил далеко. Сами жители Утеса зря в тайгу не забирались. Они скупали меха у промысловиков у себя в домах.
– Сын Василий у тебя славный! – сказал Жеребцов. – Я видал его в городе.
Чернобородый торгаш поднялся и ушел. Котяй сказал про него:
– Дом обшил железом. Мало что крышу – сами стены обил железом, чтобы не сгореть. Деньги копит. Видел, он ходит лыко мочить. Подает пример людям, чтобы трудиться не разучились. А где же ты тунгусов нашел?
Рябая хозяйка, улыбаясь широко, подошла к Егору и с поклоном поднесла на подносе стакан вина.
– Выпей!
Она затрясла широкими бедрами, словно отбивалась от комаров.
«Как люди, так и Марья крива!» – решил Егор и выпил.
– Я думал, что с голоду сдохну. Четверо суток шел без хлеба… Выбирался через хребты.
«Неужели у него с голоду так глаза запали?» – подумал Котяй.
– Всю дорогу пробы брал! – вдруг сказал Егор и ухмыльнулся.
– Дичи там видимо-невидимо, – ответил Котяй и деланно зевнул. – Руда в скале… Э-э-эх… В баню пойдешь?
Егор достал чистое белье. «Мешка не тронут? – подумал он. – Нельзя от бани отказаться и нельзя мешок с собой взять».
Вечером пили вино. Ночью Егор спал на лавке. Ему показалось, что чья-то рука словно лезла к его сумке, а потом задела подушку и лицо. Егор очнулся. На полу храпел Котяй. Все тихо. Похоже, что была голая бабья рука. Не то искала что-то под подушкой, не то просто баловалась и как бы невзначай погладила Егора.
Пароход загудел и еще трижды рявкнул густо, чтобы рыбаки отошли с фарватера. Судя по местности, только что прошли устье Горюна и Тамбовку, где жила родня Егора, свояки. Мелькнула за островами деревня знакомых гольдов.
К вечеру должны добраться до «Егоровых штанов». Уж и пашня не походит больше на штаны, а название укоренилось. Молодые выросли и все повторяют, а сами даже не знают, почему местность так называлась.
Егор привык к пароходам. «Разбаловался!» – думает он про себя. Часто приходится ездить на пароходах и другим крестьянам. Теперь даже и не верится, что была езда по Амуру без пароходов. Только небогатые торговцы из Забайкалья и Сансина еще ходят на своих баркасах и маймах под парусами.
Палуба и крыша парохода раскалились, и от этого кажется, что день еще жарче. Как рай земной на Амуре в эту пору.
Мимо плывут острова с травой, издали по виду – бархатистые лужки. Они тянутся на многие версты – луга без конца и края посреди реки. Травы стоят некошены и глубоки, вдвое выше человеческого роста. Мелькнет густая синь узкой просеки в траве, расколются острова и желтые кручи глины, и опять, сомкнувшись, поплывет от борта до гор травянистое раздолье.