— Но ты же умеешь делать отличного Патронуса! — протестующе воскликнул Рон, когда Гарри, запыхавшись, вернулся в палатку с пустыми руками и выговорил всего одно слово: «Дементоры».
— Я не смог… сделать его, — тяжело дыша и прижимая руку к сильно колющему боку, ответил Гарри. — Не… получилось.
При виде испуганных, разочарованных лиц друзей Гарри стало стыдно. Только что пережитое им было похоже на кошмар. Он видел, как вдали выскальзывают из тумана дементоры, и, пока парализующий холод наполнял его легкие, а в ушах звучали далекие крики, все лучше понимал, что защититься ему нечем. Гарри потребовалось напрячь всю волю, чтобы сдвинуться с места и побежать, оставив безглазых дементоров скользить среди маглов, которые, может, и не способны были их видеть, но уж безнадежность, источаемую ими всюду, где они появлялись, чувствовали наверняка.
— Выходит, никакой еды у нас так и нет.
— Заткнись, Рон! — рявкнула Гермиона. — Что произошло, Гарри? Как потвоему, почему ты не смог создать Патронуса? Вчера же у тебя все прекрасно получалось.
— Не знаю.
Гарри, в котором с каждым мгновением нарастала растерянность, опустился в одно из старых кресел Перкинса. Он боялся, что в нем чтото разладилось. Вчерашний день казался далеким прошлым. Сегодня он словно опять обратился в того тринадцатилетнего мальчика, что когдато единственный из всех упал в обморок в «Хогвартсэкспрессе».
Рон пнул его кресло ногой.
— Что? — прорычал он, глядя на Гермиону — Я есть хочу! Я чуть не половину крови потерял, а получил с тех пор всегонавсего пару поганок!
— Ну так иди и пробивайся сквозь ораву дементоров, — отозвался уязвленный Гарри.
— Ты, может, не заметил, у меня рука на перевязи!
— Очень удобно.
— И что это должно оз…
— Ну конечно! — вскрикнула Гермиона и хлопнула себя по лбу, отчего оба они испуганно смолкли. — Гарри, давай сюда медальон! Ну! — Не получив от Гарри никакой ответной реакции, она нетерпеливо щелкнула пальцами. — Крестраж, Гарри, он же все еще на тебе!
Гермиона протянула к нему обе руки, и Гарри снял с себя через голову золотую цепочку. Едва медальон отделился от его кожи, как Гарри почувствовал свободу и странную легкость. До этой секунды он даже не замечал, что весь покрыт потом, что какаято тяжесть давит ему на живот — вот только теперь, когда оба эти ощущения сгинули, и заметил.
— Легче? — спросила Гермиона.
— О да, на сто тонн!
— Гарри, — присев перед ним на корточки, спросила она голосом, каким говорят, навещая в больнице смертельно больного человека, — тебе не кажется, что он овладел тобой?