— Ты убил его, — словно не веря собственным словам, выговорила она. — Ты убил его одним ударом.
— Я мог бы остановить его, не нанося тяжелых ран, оставь он мне кинжалы, — коротко ответил Маттео, приняв ее изумление за неодобрение.
На самом деле, он был потрясен куда сильнее Тзигоны легкостью, с которой пришла смерть. Джордайна с детства тренировали для боя, с того момента, как возраст позволил ему держать деревянную палку не падая. Но впервые от его руки погиб человек. Ему казалось, что должно быть сложнее — событие настолько окончательное, завершающее, не может свершиться с почти неприличной легкостью и поспешностью. Возможно, ему полагалось время обдумать собственные действия. И тогда, быть может, он не стоял бы теперь, не отрывая взгляда от мертвеца, поражаясь холодной пустоте, которую оставило в его сердце неожиданное исчезновение совершенно незнакомого человека. Словно потаенная комната внутри распахнулась, та, о которой Маттео и не подозревал прежде. Он может убить. Он убил.
— Он не должен был умирать, — тихо произнес Маттео. — Хотелось бы мне, чтобы этого не случилось, пусть он и желал нам зла.
— Бедный ублюдок, — согласно кивнула Тзигона. Почему-то ее выбор слов резанул по натянутым до предела нервам джордайна.
— Человек мертв, — сказал он холодно. — Он погиб, пытаясь вернуть законно принадлежащую ему собственность, украденную тобой. Я не жду, то ты хоть в какой-то мере примешь на себя ответственность за эту смерть, но не желаю слушать, как ты позоришь его. Кто ты такая, чтобы так очернять его имя?
Тзигона отшатнулась. Взгляд девушки приковало к Маттео, подкрашенные глаза широко распахнулись на неожиданно побледневшем лице. Она не выглядела бы такой растерянной и преданной даже ударь он ее.
Быстро придя в себя, она в очередной раз выразительно пожала плечами, и исчезла за углом со скоростью, которую Маттео, не будь он свидетелем других ее трюков, мог счесть магической.
Зефир потянулся в карман за монетой. Даже такой, казалось бы, элементарный жест давался эльфу с трудом — мешала дрожь в руке, и свойственная старости медлительность.
Заметив нетерпение на грязной мордочке уличного мальчишки — посланника, джордайн проклял собственную дряхлость. Чересчур он зажился на свете.
Но принесенная информация была достойна оплаты, достойна усилий на то, чтобы достать ее, и возможно даже достойна ужасающе-тоскливой жизни последних лет. Если верить рыночным осведомителям Зефира, девушку, ныне зовущую себя Тзигоной, заметили в городе — одетую как уличный артист и в компании новичка Прокопио, простодушнейшего среди джордайни.