– «Трость, палка». По-английски «кейн».
– Именно, – сказал Хенсон. – А может, Мейеру нравилось ассоциировать его с библейским Каином…
– А тебе не кажется, что все эти «пауки» сильно интересовались искусством?
– Очень даже кажется. К примеру, Мейер мог пригрозить не только выдать их настоящие имена, но и рассказать про кражу сокровищ. Короче, я думаю, что он их шантажировал, стараясь уберечь тебя с матерью.
– Турн говорил, что Мейер был жалким доносчиком…
– Вот поэтому-то они и верили, что он все расскажет в случае чего. Или… или он проникся благородным духом ради своей дочери.
Эсфирь поперхнулась и закусила нижнюю губу.
– Хорошая история. Хотя верится с трудом. А теперь назови мне хотя бы одну причину, по которой он так и не донес на них.
Хенсон отвернулся.
– Не знаю. И все же я уверен, что все происходило именно так.
Девушка подперла щеки ладонями.
– Ерунда какая-то… Его не трогали аж с шестьдесят шестого года, пока он не стал мне названивать. Я же говорю, бред…
– Если бы он во всем признался, то тем самым подтвердил бы и свою вину. Наверное, поэтому он молчал. Кстати, он звонил и Турну, почти одновременно… то есть сразу после звонков тебе. Это опять-таки подтвердила телефонная компания. И появление Турна в Чикаго – это вовсе не совпадение. Он приехал, чтобы откупиться от Мейера или убить. Данные с его мобильного телефона показывают, что он звонил Штоку в Чили. А тот выслал собственного сына, который, между прочим, при Пиночете подвизался тайным полицейским агентом.
– Тайным агентом? Это с его-то внешностью?
– Я, что ли, придумываю названия должностей в их штатном расписании? – обиделся Хенсон.
– Ну а Шток-старший?
Хенсон пожал плечами:
– Испарился. Впрочем, на него есть вроде как зацепка где-то в Парагвае. Ему уже давно за девяносто. Остается надеяться, что он всю свою жизнь шарахался от собственной тени и события последних недель стали для него пыткой. А может, он уже варится в одном котле с доктором Менгеле и Генрихом Гиммлером.
Эсфирь посмотрела в окно. Сбросив рюкзаки к ногам, на виду у всех страстно целовалась парочка каких-то юных туристов.
– Я бы себя чувствовала гораздо лучше, если бы удалось собрать доказательства.
– А я о чем толкую? Добро пожаловать в нашу команду.
– О нет! Ты придумал всю эту историю, чтобы расставить мне ловушку!
– Я могу доказать все факты, которые упомянул. Телефонные распечатки, немецкие военные архивы… все, что угодно.
– Да, но эти факты можно истолковывать по-разному.
– Вот уж не думаю, – сказал Хенсон. – Впрочем, давай взглянем под таким углом. Яков Минский наконец-то получил дядюшкину картину. К великому разочарованию своих адвокатов, он заявил, что не будет выставлять ее на аукцион. Вероятно, она будет теперь висеть в Рийксмузеуме, бок о бок с автопортретом из «Де Грута», иллюстрируя, как Винсент писал свои полотна. Итак, мир обзавелся еще двумя Ван Гогами. Немножко восстановлена справедливость. А что касается тебя… Возможно, ты выяснила кое-что про отца, и неважно, был ли он слабым или сильным. Возможно, ты уже не будешь судить его слишком строго…