Хенсон снова прокашлялся. Его рука опасливо коснулась плеча девушки.
– Пойдем со мной. Тебе надо выпить кофе. Все в порядке. Я тебе все объясню, ладно? А если потом захочешь вернуться в Израиль, я не стану мешать.
Спрятавшись от довольно холодного воздуха, дующего с озера Мичиган, ресторанчик на первом этаже гостиницы всеми силами пытался выдать себя за летнее парижское кафе, наивно забывая, что именно открытость всем ветрам и уличной суете делает парижское кафе парижским. Кроме того, оно было полностью изолировано и от чикагского неба, которое даже в июне обеспечивало регулярной порцией сырости гостиничные балконы, двадцатиэтажным кольцом вздымавшиеся к стеклянной купольной крыше. С поручней свешивались ползучие растения, обшитый латунью эскалатор вел к дорогим магазинам на втором и третьем ярусах, а на подиуме царил гигантский рояль, поджидавший певицу, чей слабенький и слащавый голосок в очередной раз примется портить замечательные песни.
– Кофе-латте. Двойной, – сказала Эсфирь официанту.
Выведенный из глубокого раздумья, Хенсон, кажется, пару секунд не мог понять, что от него требуется.
– Э-э… Капучино, пожалуй. Или нет, просто обычный кофе и стакан воды.
Официант скупо кивнул и скользнул в сторону.
– Здесь можно заказать и выпивку, – предложил Хенсон. – Говорят, помогает. Похмелье все-таки…
– Ах, что вы говорите…
– Ну, я не знаю. Вроде бы.
– Не знаете? У вас что же, никогда не было похмелья?
– Да нет. Я много-то не пью.
– Боже, – сказала Эсфирь. – Вы даже сами не подозреваете, какой вы странный, мистер Хенсон.
– Во всяком случае, я не ханжа! – возразил он. – Просто не люблю напиваться. Не люблю терять самоконтроль.
– Комментарии излишни, – проворчала она. – Анально-ретентивный типаж.
Он дернул плечом, словно желая сказать: «Меня еще и не так обзывали». Впрочем, он избегал смотреть ей в глаза, делая вид, что разглядывает ресторанный зал, огромным цилиндром уходящий вверх, под самую крышу.
– Да, только по-настоящему богатые люди могут себе позволить пустое пространство, – негромко заметил он.
Понадобилось время, чтобы понять смысл этого высказывания. Когда наконец до нее дошло, Эсфирь сказала:
– В других местах это еще более выражено. В Израиле, например.
– Не говоря уже про Манхэттен. Это вообще другая страна. Всякий знает, что Нью-Йорк не входит в состав Соединенных Штатов.
– В смысле? Что значит «не входит»? Нью-Йорк и есть США. Самая суть. Иммигранты. Наглость. Предприимчивость.
– Ну, это они так считают. Мы же на Среднем Западе думаем по-другому. Я, кстати, вообще деревенский простак из Канзаса.