Дэвид Милч — фигура, заслуживающая отдельного рассказа — яркая личность, сценарист, создатель самых популярных телесериалов, таких, как «Хилл-стрит блюз» и «Нью-Йоркский полицейский», специалист по Достоевскому и сам игрок.
Я хотел немножко поухаживать за Кински. Из этого ничего не получилось. Однажды я обнял ее, это было на океане. Подошел сзади и обнял, это длилось всего секунд пять, но их хватило, чтобы почувствовать, что ничего не получится. Биотоки у нас, наверное, разные. Но отношения сложились очень хорошие.
В пору нашей встречи в отеле «Шангри-Ла» я был нищим, в кошельке — стодолларовая бумажка, и все. Прикинул. Ста долларов на обед с Кински вроде хватает, мы пошли в ресторан. Глядя в меню, озабоченно гадал: «Что она закажет?» Такие тогда были у меня веселые времена…
Разговор зашел о спектакле, который мы будем вместе делать.
— Ты когда-нибудь снимешь со мной картину? — спросила она.
— Ну конечно, сниму.
— Когда? Когда я уже состарюсь?
— Пока у меня нет никаких идей для фильма с тобой.
За годы безработицы я написал несколько сценариев, которые никак не мог пристроить. Среди них была и «Река Потудань» по Андрею Платонову. Экранизировать этот рассказ я задумал очень давно, еще в середине 60-х. Первый раз, когда возникла эта идея, я предложил ее Юрию Клепикову, сценаристу «Аси Клячиной». Помню, как сейчас, мы идем по нынешней Поварской, тогдашней Воровского, мимо Союза писателей.
— Вот если бы можно было снять «Реку Потудань»! — говорю я. — Не разрешат же никогда в жизни!
Пятнадцать лет спустя идея эта стала сценарием, который я написал с Жераром Брашем, классиком французского кино, автором «Тэсс», «Битвы за огонь», сценариев французских картин Иоселиани. Писался сценарий для Изабель Аджани, она согласилась сниматься, но не дали денег. Все из-за слуха, что я — агент КГБ.
— Вообще-то, — говорю я Кински, — у меня есть сценарий. Но я писал его не для тебя.
— Расскажи. Я рассказал.
— Я хочу это играть! — Она просто с ума сошла, так он ей понравился.
— Но это не для тебя. Я писал для Изабель, — говорю я.
— А я не смогу сыграть? — обиделась она.
— Нет, ты, конечно, можешь…
Буквально в эти дни появился «Тайм» с ее портретом на обложке, это было пропуском в карьеру, признанием статуса мировой звезды.
Мы поехали в Канн продавать сюжет, меня свели с продюсером Менахемом Голаном, он назначил мне свидание у себя в номере. В восемь утра я пришел к нему, он сидел в трусах, брился в ванной. За десять минут я выложил весь сюжет, попутно изобразив в лицах душевные страдания героев — играл за всех. Не дослушав до конца, Менахем сказал: