Изредка к «тузам» подкатывают медийщики, интеллектуально-творческая элита и прочие производящие «духовные ценности» люди. Приторно улыбающиеся и быстро говорящие. Подходя ближе, все они как будто уменьшаются в размерах. Даже те из них, кого Бог наградил богатырским ростом, становятся одной высоты или даже меньше самых маленьких пузатых миллионеров, с которыми они разговаривают. Издалека это выглядит настолько чудно, что невольно задумываешься о том, как этим людям удаётся попирать все законы физики, увеличиваясь или уменьшаясь в одну и ту же единицу времени. Людям знающим, безусловно, понятно, что когда речь идёт о финансировании новых проектов, кинофильмов, правозащитных и культурных организаций, физика перестаёт быть такой уж точной наукой. Тут же снуют молоденькие журналистки, на бегу поправляющие декольте, в надежде на интервью с мильонщиками. Впрочем, ближе двух метров они не рискуют приближаться, поскольку жены будущих интервьюируемых ещё недостаточно пьяны. Те же из этих молодых валькирий, кто всё-таки решает достаточно близко подойти к этой компании, встречаются взглядами с ещё трезвыми супругами, немедленно превращаются в мышей и исчезают в паркетных щелях.
Неподалёку стоят политтехнологи, сидящие «на проектах», некоторые со своими боссами. По нашей манере отпивать из бокала можно определить настроение и степень удачливости каждого. Мои улыбающиеся и кивающие головой коллеги стоят с полными бокалами, довольно внимая словам начальников. Мы же стоим рядом с молчащим Вербицким. Гена, Вадим и ваш покорный слуга. Мы часто прикладываемся к шампанскому, невежливо окрикиваем официантов, проносящихся с полными подносами, и переговариваемся друг с другом. Ибо делишки наши идут не совсем хорошо. Хуево просто, если честно.
Рядом находится гражданский клуб «Ум, честь и совесть», члены которого, седые и тучные политологи, которых пускают сюда в зачёт за былые, уже не ведомые никому из присутствующих заслуги, раскатисто басят что-то о «идеальном мире Солженицына», «Сахарове, опередившем время» и прочих столпах русской общественной мысли. Судя по тому, с какой частотой в их базарах проскакивают словечки «Русь святая», «Православие», «сука журналистская», «иудушка Глебушка» и «блядь питерская», они уже основательно поддатые.
На другом конце зала идут пьяные братания «непримиримых» аналитиков, придерживающихся диаметрально противоположных взглядов на демократический путь России, но тем не менее получающих зарплату от одних и тех же людей.
У самой стены, подобно декорации к нашему «обществу спектакля», сидит перезрелая красотка пышных форм, в белом бальном платье, которая играет на арфе, дабы услаждать слух присутствующих. Она подслеповато зырит на всех из-под полусонных век и перебирает струны. Возможно, эта её манера смотреть, возможно, клубы сигаретного дыма, от которых она периодически чихает, отворачиваясь куда-то в область подмышки, делают её похожей на большого говорящего попугая, который хочет спать, но не может из-за припозднившихся в хозяйском доме гостей. Кажется, вот-вот она встанет, прекратит играть и громко выругается матом, которому научилась пять минут назад от пьяных людей. И тут кто-то из домашних подойдёт, мило хихикнет и прикроет клетку тканевым колпаком, чтобы попугай мог уснуть.