Она согласилась.
– И не передавать его никому, даже твоему мужу.
Она пообещала.
Я набрал в грудь воздуха и ринулся вперед.
– Этот друг… Он верит, что однажды в детстве, когда он был один, на грани смерти, с ним разговаривал Бог. Я медленно поднял голову, выискивая какой-либо признак презрения или негодования. К моему облегчению, госпожа не выразила ни того, ни другого.
– Этот юноша… мой друг… он хочет знать, возможно ли такое. Мог… могло ли божество снизойти до разговора с мальчиком без города и без положения, с ребенком без гроша за душой, не имевшим никакого дара, который он мог бы принести в жертву, и даже не знавшим слов молитвы? Или мой друг плодил фантомы, выдумывал пустые видения от собственного одиночества и отчаяния?
Госпожа спросила, кто именно из богов говорил с моим другом.
– Бог-лучник. Стреловержец Аполлон.
Я съежился. Конечно, госпожа с презрением посмеется над таким дерзким предположением. Мне не следовало и разевать свой поганый рот.
Но она не посмеялась над моим вопросом и как будто бы не сочла его нечестивым.
– Ты и сам вроде бы лучник, насколько я понимаю, и весьма искусный для своих лет. У тебя забрали лук, верно? Его отобрали, когда ты только появился в Лакедемоне? Госпожа заявила, что, несомненно, сама Тихе – богиня удачи – привела меня к ее очагу в эту ночь, поскольку земные богини изобилуют здесь, они совсем рядом. Она чувствует их близость. Мужчины живут своим умом, сказала госпожа, а женщины – своей кровью, которая приливает и убывает, как фазы луны.
– Я не жрица. Я могу ответить лишь от женского сердца, которое интуитивно чувствует и различает правду внутри.
Я ответил, что именно этого и хочу.
– Скажи своему другу так,– ответила госпожа,– что все виденное им – правда. Он действительно видел Бога.
Из глаз у меня вдруг хлынули слезы. Меня неожиданно переполнили чувства. 3акрыв лицо руками, я зарыдал, омертвев от такой потери самообладания и удивляясь силе неизвестно откуда взявшейся страсти. Я уткнулся лицом в ладони и захлёбывался, как ребенок. Госпожа подошла ко мне и ласково обняла, гладя по плечу, как мать.
Через несколько мгновений я овладел собой и попросил прощения за свое постыдное поведение. Но госпожа не слушала. Она объявила, что этот прилив чувств был священным, он был вдохновлен небесами и в нем не следует раскаиваться и извиняться за него не следует тоже. Она встала в дверном проеме. Через открытую дверь падал свет звезд, и слышалось журчание фонтана во дворе.
– Мне бы хотелось узнать твою мать,– сказала госпожа Арета, ласково глядя на меня.– Возможно, она и я когда-нибудь встретимся – там, за рекой. И тогда мы поговорим о ее сыне и о той доле несчастий, что боги послали ему.