«Кто из вас возьмет меня в жены?» – спросила она у всех собравшихся, которые разинули рты и онемели, как телята.
Арета и теперь прелестная женщина, даже после рождения четырех дочерей, но тогда, еще бездетная, когда ей едва исполнилось девятнадцать, она была ослепительна, как богиня. Не было мужчины, который бы не желал ее, но все были слишком ошеломлены чтобы издать хотя бы звук.
« Что ж, никто не подойдет, чтобы заявить свои права на меня?»
Она повернулась и пошла – прямо ко мне:
«Тогда ты должен сделать меня своей женой, Диэнек, иначе мой отец не вынесет такого позора».
Мое сердце перевернулось от этого – оно наполовину онемело от непомерного бесстыдства этой женщины, а наполовину было глубоко тронуто ее мужеством и сообразительностью.
– И что случилось дальше? – спросил я.
– Что мне оставалось? Я стал ее мужем.
Диэнек рассказал еще несколько историй о мастерстве своего брата на Играх и его доблести, выказанной в сражениях. Во всех областях: в быстроте, и сообразительности, и красоте, и добродетели и выдержке, даже в пении – во всем брат затмевал моего господина. Было ясно, что Диэнек глубоко почитал его – не просто как младший брат старшего, но как человек, трезво его оценивая и восхищаясь им.
– Какая это была пара – Ятрокл и Арета! Весь город ждал, какие будут у них сыновья. Какие воины и герои родились бы, слив воедино достоинства обоих!
Но у Ятрокла и Ареты не было детей, а от Диэнека она рожала только девочек.
Диэнек не говорил об этом, но можно было заметить печаль и сожаление на его лице. Почему боги даровали ему и Арете только дочерей? Чем это могло быть, как не проклятием, насланным богами возмездием за преступную любовь, выросшую в сердце моего хозяина? Диэнек вышел из задумчивости или из того состояния, что я принял за задумчивость, и указал вниз на Аллею Победителей.
– Теперь ты видишь, Ксео, что проявлять мужество перед врагом мне, может быть, легче, чем другим. Я держу перед собой пример брата и знаю, что какие бы чудеса доблести ни позволили мне совершить боги, я никогда не сравняюсь с ним. Это моя тайна. И она придает мне скромности. Он улыбнулся. Странной, печальной улыбкой.
– Теперь, Ксео, ты знаешь тайну моего сердца. А насколько я стал достойным человеком, судить тебе.
Я рассмеялся, как и хотел мой хозяин.
– А теперь я устал,– объявил Диэнек, поворачиваясь на земле. – Извини меня, но пора, как говорится, лишить девственности соломенную деву.
С этими словами он свернулся на своем тростниковом ложе и мгновенно заснул.