- Может, вы дадите мне спокойно поесть? - поинтересовалась Матильда.
- Разумеется. Знайте, Адамберг никогда не бросается в атаку, он вас обволакивает, трансформирует, потом подкрадывается сзади, лишает последних сил, и в конце концов, обезоруживает. На него бесполезно охотиться, его не поймать, даже вам, королева Матильда. Он обязательно ускользнет от вас, призвав на помощь свою мягкость или внезапно прикинувшись равнодушным. Следовательно, для вас, для меня, для кого угодно он, как весеннее солнце, может стать или благом, или погибелью. Все зависит от того, какой стороной к нему повернуться. Насколько вам известно, для любого убийцы Адамберг - чертовски сильный противник. Если бы я был убийцей, я бы предпочел иметь дело с полицейским, которого можно вызвать на ответные действия, а не с таким, что сначала течет как вода, а потом вдруг упирается, словно каменный. Он течет и упирается, мчится к цели, как волна к устью реки. И спрятавшемуся там убийце суждено утонуть.
- Цель? Ставить перед собой цель бессмысленно. Это ребячество, - заявила Матильда.
- Может, эта самая цель и есть тот чертов рычаг, который способен перевернуть весь мир, может, это то самое чертово око бури - заметьте, Матильда, снова «око» - и это нечто совсем иное и в нем заключены знание и хрупкая вечность. Вы никогда не задумывались об этом, Матильда?
Матильда перестала есть.
- Вы меня поражаете, Шарль, правда, поражаете. Вы говорите как священник, - с такой же убежденностью и теми же словами. Но сегодня утром вы ведь только слушали Адамберга, да и то всего какой-нибудь час, не больше.
- Я стал совсем как собака, - пробурчал Шарль. - Я слышу больше, чем люди, и чую больше, чем люди. Я как паршивая псина, способная бежать по прямой тысячу километров, чтобы найти свой дом. Я, как и Адамберг, тоже кое к чему в жиз¬ни пришел, только другим путем, нежели он. Боль¬ше ничего общего у нас с ним нет. Лично я считаю себя самым умным человеком на свете, у меня металлический, а иногда скрипучий голос. Я говорю отрывисто, искажаю смысл слов, мой мозг работает, как отвратительная машина, созданная для того, чтобы сортировать информацию и знать все обо всем. Ни о цели, ни об устье реки я ничего уже не знаю. У меня больше не осталось ни душевной чистоты, ни сил, чтобы представить себе, что у бури может быть око. Разумеется, зачем мне такие пустяки, меня больше волнуют жалкие победы, потому что только они способны изо дня в день утешать меня в моем бессилии. Адамбергу не нужно отвлекаться, чтобы жить, вы меня понимаете? Он просто живет, смешивая всего понемногу, смешивая великие идеи с мелкими деталями, смешивая впечатления с реальностью, смешивая слова с мыслями. И путая детскую доверчивость со стариковской мудростью. Однако правда в том, что он опасен.