От этих мыслей я успокоился и даже радио включил, чтобы пропадать с музыкой. Вместо бодрой мелодии из колонок выполз меланхоличный шансон:
Эх, яблочко, да куда котишься?
В Губчека попадешь, не воротишься!
Эх, яблочко, да наливной бочок.
Информацию на вас слил один торчок.
От этого откровения камень вернулся на сердце. Я немедленно вырубил приемник и нервно обернулся. Трискелионовская «Волга» мрачно зырила в заднее стекло нахмуренными мутными фарами. Слава вырулил на проспект Руставели. Там было оживленное движение, встречались и милицейские экипажи. Меньше всего нам сейчас хотелось оказаться остановленными и досмотренными автоинспекцией, это была прямая дорога в Губчека. К счастью, судьба решила не обламывать нам рога, а может, захотела посмотреть на гладиаторские бои. Железнодорожный переезд в Ручьях оказался открыт. Мы проскочили мимо автобазы и свернули на Пьяную дорогу, змеящуюся между сетчатыми заборами дачных участков. В темноте, на безлюдной местности, нацисты осмелели. «Волга» осторожно стала нас прижимать к огородам. Корефан уворачивался и одобрительно ругал борзую молодежь, стараясь не поцарапать машину и не влететь в кювет. Пьяная дорога изобиловала крутыми поворотами и была узкой – две машины с трудом могли бы тут разъехаться. Это осложняло маневр нашим преследователям, которые вовсе на стремились уделать в хлам свою тачку.
– Щас к крематорию выйдем, там и потолкуем! – с азартом сообщил корефан то ли мне, то ли нацистам.
Пьяная дорога кончилась. Впереди показались угрюмые ворота погоста. Слава сбавил скорость, прижался к обочине и остановил машину. Метрах в пяти позади затормозила вражеская «Волга».
– Готов, Ильюха?
– Всегда готов!
– Тогда пошли. – Слава вытащил из кармана куртки «Вальтер ПП», я достал ТТ, мы синхронно распахнули дверцы и выскочили из машины.
Молодежь, похоже, не ожидала от нас такой прыти, потому что только начала покидать свой рыдван. Задняя дверца открылась, в салоне включился свет, из машины появилась знакомая фигура веснушчатого боксера. На переднем сиденье маячил долговязый патриот. Он с чем-то копался и лишь успел высунуть за порог ногу, когда я подскочил и что есть силы пнул по дверце.
– Ложись, падла! – Я дважды выстрелил в землю перед боксером.
У того хватило ума не рыпаться, а может быть, выработался страх передо мной. Он пал мордой вниз, а я рванул на себя переднюю дверь и обнаружил долговязого с короткой «Сайгой» на коленях, лихорадочно пытающегося сдвинуть флажок предохранителя. Как оно бывает с перепугу, рычажок залип. Долговязый сбледнул с лица и судорожно дрочил упрямую железяку, перестав обращать внимание на окружающее. Я схватил его за плечо и ткнул стволом в рожу: