Я зябко поежился.
– Холодно у вас тут, Андрей Николаевич, – сказал я. – Пойдемте наверх, а то батарейки садятся.
– Отчего же, пошли, – засуетился Лепяго.
Фонари и в самом деле тускнели. Свет становился все желтее, словно подземелье отнимало у него силу, и мы поспешили вырваться из объятий тьмы, которая постепенно наваливалась со всех сторон, поглощая за нашими спинами нерукотворные колонны.
Когда мы наконец вынырнули на поверхность, все с облегчением вздохнули. Вася даже заулыбался. Мы дружно зашагали в лес, оставляя позади зловещий мрак пещерного входа. Обратная дорога показалась значительно короче, и спустя час мы подошли к машине. Водитель меланхолично курил, демонстрируя образчик чисто шоферской покорности судьбе. Правда, при появлении напарника он заметно приободрился и, похоже, перемигнулся с ним о чем-то, известном лишь им обоим. Вася, видимо, дал понять, что я согласился на раскопки. Он залез в кабину, а директор присоединился к нам. Всю дорогу царило напряженное молчание. Андрей Николаевич поначалу пытался заговорить со мною, но долго перекрикивать рев грузовика не смог и вынужден был заткнуться:
– Понравилась пещера? – проорал он.
– Очень! – крикнул я. – Вы детишек туда водите?
– Каждое лето, – кивнул Лепяго. – Хороша пещера!
– Холодно только!
– Что?!
– Холодно там, говорю!
– Сыро! Я тоже озяб.
Я кивнул и уставился в убегающий лес. Тема иссякла, но тут Лепяго толкнул меня локтем. Он что-то говорил, но я не расслышал.
– Верно, – проорал он в ухо. – Холодно сегодня очень. Я тоже замерз. В первый раз так.
Я пристально посмотрел на него, и директор умолк. Минут через сорок показались первые дома Усть-Марьи.
Заплатив шоферу чисто символическую сумму, мы отпустили машину. Зашли в избу, сели за стол и достали немудреную жратву, чтобы запитаться всухомятку. Возиться со стряпней мне расхотелось, экскурсия подействовала или просто в людях разочаровался, не знаю. Андрей Николаевич опять куда-то утек. Наверное, на доклад к хозяину. Да и хрен с ним.
– Как тебе пещерка? – спросил я у Славы.
– Гнилое место. – Корефан лущил яичную скорлупу, хмуро уставившись в стол.
– А тебе? – посмотрел я на Вадика.
Гольдберг скользнул по мне нерешительным взглядом и промолчал. Видок у энтомолога был несколько утомленный. Он напоминал слегка выжатый лимон. Должно быть, тоже прогулка подействовала. Я устал, но усталость эта носила не совсем физический характер (хотя пешком до горы и обратно получился не ближний свет), а скорее напоминала недомогание, которое могла бы ощущать подсаженная электрическая батарейка… если бы она имела чувства.