Офицеры, сталкиваясь с женщинами легкого поведения, проявляли себя в другом виде. Однажды матросы с нашего «Орла», гуляя по лесу недалеко от города, услышали пьяные голоса и пошли на них, осторожно пробираясь сквозь чащу. Вскоре им представилась незабываемая картина. Матросы, которых, казалось, ничем нельзя было удивить, на этот раз остолбенели. Перед ними открылась поляна, а на ней, блестя под солнцем белизной кожи, лежала женщина с обнаженным животом. Около нее было три пьяных молодых офицера. Двое из них, в штатском платье, играли на ее животе в карты, а третий, с мичманскими погонами на плечах, отойдя сажени на две, приспосабливал фотографический аппарат, чтобы снять их. Женщина была, вероятно, мертвецки пьяна, потому что тут же валялись порожние бутылки от вина и стояла плетеная корзина с какими-то припасами.
– Коля! – обратился к фотографу один из играющих, очевидно, любитель пикантных снимков. – Ты зайди немного вправо, чтобы на карточке детали получились.
– Смирно! – пошатываясь, крикнул офицер с аппаратом. – Я лучше знаю, как нужно снять. Один пусть смотрит на своего партнера, а другой – на живот, на разложенные на нем карты. Сделайте озабоченные лица.
– Коля, друг любезный, ты нас замучил, – заплетающимся языком взмолился другой играющий. – Мы уже раз пять снимались, и все по-разному. Кончай скорей. Нужно опять заняться более серьезным делом…
В числе орловских матросов был гальванер Голубев. Выглядывая из-за деревьев и кустарника, он напряженно сопел носом, а потом вдруг крикнул искусственно хрипящим басом, крикнул по-начальнически громко, словно адмирал:
– Поздравляю вас, господа офицеры, с величайшей победой над врагом!
Офицеры сразу всполошились. Те двое, что играли в карты на голом животе женщины, вскочили и растерянно закрутили головами. Третий уронил свой фотографический аппарат и вытянулся. Женщина, продолжая лежать на месте, даже не пошевелилась.
В кустарнике раздался хохот.
– Матросы! – взвыл один из мичманов, заметивший, очевидно, в кустарнике синий воротник форменки.
Все трое выхватили из карманов револьверы и с матерной бранью начали стрелять в ту сторону леса, откуда слышались голоса матросов.
Орловцы убежали.
Слушая их рассказы, я думал о том, что будет, если мы еще простоим здесь месяца два-три. Маленький городок Хелльвиль превратится в сплошной вертеп. А нас всех, уже разгромленных в своей психике, еще сильнее начнет разъедать гангрена разложения.