Джэсон с Деборой молчали.
– Ну, разумеется, жаловалась. Она рассказывает об этом, каждому встречному. Не за тем ли вы приехали в Зальцбург? Если вы не пишете книгу и не интересуетесь партитурами, что вам в таком случае нужно? Не развлекаться же вы приехали. Зальцбург не место для веселья.
– Мы хотим знать правду, – сказал Джэсон. Констанца рассмеялась.
– Вы еще слишком молоды, господин Отис. Слишком молоды, чтобы стать Дон-Кихотом.
– Мне двадцать пять. И кое-что мне все-таки удалось узнать.
– Не сомневаюсь. Вы, к примеру, хотели произвести на меня впечатление, облачившись в любимые цвета Вольфганга. Но этим меня не тронешь.
– По вашим словам, вы единственный человек, которому известно о Вольфганге все.
– Поэтому-то я и согласилась принять вас. А вы стали слушать мою сестру.
– Да, но она сама к нам пришла.
– С тех пор, как мы с Вольфгангом поженились, он никого больше не любил.
– Мы в этом не сомневаемся, госпожа фон Ниссен, – сказала Дебора.
– Значит, вы не верите Алоизии?
– Нет. Всем известно, как преданно вы любили Моцарта. – Дебора надеялась, что Джэсон простит ей это преувеличение, но она хотела ему помочь и не обманулась: Констанца смягчилась. – Мы знаем, что вы были для него дороже жизни.
Растроганная сочувствием Деборы, Констанца расплакалась и доверительно, как женщина женщине, сказала:
– Смерть Вольфганга так глубоко потрясла меня, что я умоляла похоронить меня вместе с ним. Если бы не уговоры Софи, твердившей, что я должна жить, чтобы сохранить о нем память, я бы умерла от горя.
– Наверное, именно поэтому вы не смогли пойти на кладбище, госпожа фон Ниссен? – осторожно спросила Дебора. – Горе и отчаяние совсем сломили вас.
– Именно так. Я была вне себя. Я неделями не вставала с постели.
– Я вас хорошо понимаю.
– Алоизия винит меня, что я не поехала на кладбище, – я знаю, она мне никогда этого не простила, хотя сама там не была.
– Возможно, она тоже в то время болела?
– Болела? Да она была в расцвете сил! Моя сестра просто страдает избытком тщеславия и убедила себя, будто Вольфганг все еще ее любил.
Констанца больше не нуждалась в поощрении.
– И все же судьба была ко мне благосклонна, он отдал мне лучшие годы своей жизни, хотя сестра и мой свекор никак не могли с этим примириться.
– Но когда он умер, это, должно быть, было для вас большим ударом?
– Вы правы. На мою долю выпало много испытаний и за такой короткий срок. Когда он умер, у меня даже не нашлось денег на похороны. Ван Свитен взял на себя все расходы. Без его помощи Вольфганга погребли бы в могиле для нищих.
– И тем не менее, если не ошибаюсь, его так и погребли? Ведь тело бросили в общую могилу? Если его вообще погребли.