– Приве-е-ет, – вежливо поздоровался я с развалившимся у входного люка в корабль тем самым человеком-будильником.
– Мы уже здоровкались, приятель, – не слишком-то любезно отозвался он. – В корабль Арт велел никого не пускать...
– Да, мать твою... зачем он мне здался?! – взорвался я, что вызвало совершенно странную реакцию здоровяка.
– Ого, – разулыбался он. – Так бы сразу и сказал! А-то футы-муфры-тут-култура!
Я не очень понял, чем же удалось вызвать извержение непереводимых слов, но решил продолжать в том же духе.
– Запиши себе в башке, тупоголовый, – я, наконец-то, разговаривал, как и подобает сеньору с быдлом, а колонисту это, похоже, еще и нравилось. – Как только Арт с этим петухом расписным наговорятся, мы устраиваем пир. Вся команда может ввалиться. Ты... тоже, если руки помоешь.
– О'Кей, земляк, – совсем уж неожиданно для меня заржал бугай. – Считай, что я уже там.
– И вот еще что! – как бы нехотя добавил я. – Мои ребята в подвале решили поразмяться – крыс пострелять. Так что не обращай внимание на пальбу.
Снизу как раз донеслись вопли, ругательства и целая канонада. Спустя минуту, из моего коммуникатора раздался голос Михи.
– Командор, мы загнали скотов в угол у отсека воздухообразователя. Они хотят сдаться, но станут разговаривать только с тобой!
– Иду, – коротко бросил я и уже собирался уходить, но здоровяк меня приостановил.
– Я не слышал, чтобы крысы разговаривали, – почему-то угрожающим тоном, поделился он.
– Все дело в этих проклятых прогрессе с гуманизмом, – пожаловался я, высвобождая плечо из его лап. – Раньше-то они и пикнуть не смели...
Сумеречный, освещенный только редкими, тусклыми, синими светильниками, коридор был завален покореженными роботами и трупами рабов. Сотни разорванных на куски тел, руки, ноги, головы в лужах крови. Выпученные от боли и страха безжизненные глаза покойников, сталактиты из запекшейся крови, намотанные на гусеницы сломанного механизма кишки...
Оставшиеся в живых бунтовщики сверкали полными бессильной ярости глазами из-за баррикады, а командос попросту сидели на полу среди мертвяков. И хотя хамелеоны небыли включены, потеки крови, и сгустки мозгов на броневых пластинах как нельзя лучше маскировали бойцов. Если бы это кому-нибудь было нужно. Стояла тишина, и лишь лежавший между командос и баррикадой раненый раб быстро-быстро дышал. Его грудная клетка была разорвана пулями, и при каждом вдохе-выдохе розовые легкие показывались в дыре. Он был явно на пороге смерти и должен был скоро сдохнуть. Вид его агонии, по-видимому, бойцов развлекал.