Я не собирался ни с кем делиться услышанным прогнозом. Плакать обо мне было некому, и я мог обойтись без изматывающей процедуры составления завещания Единственным моим имуществом была гостиница, но мне было совершенно безразлично, в чьи руки она попадет. Меня не задевала даже мысль, что в конце концов гостиница достанется Марте со Стефаном.
"Станет потом рассказывать сыну, – устало подумал я, – что отец геройски погиб в неравном бою. Стефану будет неприятно, но она заявит, что это ее долг. Когда я умру, можно будет вспомнить и о долге".
Задумавшись, я брел по огибающей парк дороге и не заметил, как добрался до Разделителя. Необычный шум вернул меня к действительности. Я поднял голову и от удивления замер. Навстречу мне по Разделителю перла огромная, оживленно гомонящая толпа. Пестрели прически, развевались накидки, взлетали разноцветные дымы "хлопков". Сначала я подумал, что это шагают едущие сегодня в село, за которыми почему-то не пришли платформы. Но минуту спустя заметил, что никто из идущих не тащит с собой чемодан. Поскольку толпа приближалась достаточно быстро, я перепрыгнул через ограждение и стал напряженно вглядываться в накатывающиеся на меня ряды, пытаясь понять, что происходит в городе.
– Друзья! Просьба: не расходиться до конца выступлений. Нас непременно должны услышать! – повис над колышущимися головами громкий, заметно искаженный каким-то устройством голос.
Только тут я заметил несколько человек с рупорами, идущих на равном расстоянии друг от друга по периметру толпы. Они были чем-то неуловимо схожи между собой и напоминали сторожевиков, конвоирующих бредущую домой отару оминотов. И тогда я понял. Это была мирная демонстрация. Люди, собравшиеся вместе на Разделителе, хотели не только объяснить окружающим, чего они хотят, но и показать, как их много. Оставалось только выяснить, чем вызван этот акт публичного устрашения. Именно сейчас это было необходимо как никогда. Происходящее на поверхности позволяло понять до сих пор ускользающую от меня суть глубинных процессов.
Я перелез обратно на Разделитель как раз в ту минуту, когда со мной поравнялись первые ряды демонстрантов. Проходящие мимо пели: "В груди горит пожар! Мы можем побеждать! Мы только не умеем и не желаем ждать!" Две девушки, радостно хлопая в ладоши, танцевали на ходу.
Буквально через сто метров колонна стала круто поворачивать и свернула в парк. Здесь находилась огромная площадка, на которой до войны устраивались различные представления. На этом месте выступал уличный театр, бросали факелы и жертвенная фея карнавала принимала мужчин. В центре площадки до сих пор стоял предназначенный для этого помост. Больше всего меня интересовало, имеют ли отношение к демонстрации чистильщики. Однако, даже если они и являлись ее организаторами, внешне это никак не проявлялось. Я не увидел ни на ком из участников пучков мергса. Да и мужчина, вылезший на помост, с виду ничем не походил на обычно плохо одетых чистильщиков. Наоборот, он был завернут в роскошную зеленую с золотым шитьем накидку и выглядел по местным критериям вполне преуспевающим господином.