Чи помолчал. Порывистый ветер хлестал дождем в окно, свистел под застрехами.
– Скажи ему, что я с ним согласен. Негоже навахо или хопи впутываться вдела белого человека. Но скажи ему, что на этот раз у нас нет выбора. Навахо и хопи уже впутаны – ты и я. А еще скажи – если он расскажет нам, что видел, мы тоже сообщим ему кое-что, и это поможет сохранить святыню.
– Мы? – переспросил Ковбой. – Что мы ему сообщим?
– Ты давай переводи. И еще скажи – я думаю, он видит в темноте, потому что, как учил меня дядя, это один из даров, которые человек получает, пройдя через обруч Я-Я. Его глаза становятся как у зверя – они больше не ведают темноты.
Ковбой явно колебался.
– Мне что-то не хочется говорить ему это.
– Давай, давай, – настаивал Чи.
Ковбой перевел. Чи обратил внимание, что стоящий в дверях мальчик-альбинос внимательно слушает и заметно нервничает. Но Савкатева улыбался во весь рот.
Наконец он что-то произнес.
– Савкатева спрашивает – как ты можешь помочь ему сохранить святыню? Говорит, ты блефуешь.
Победа! Чи ликовал. Торговле конец. Соглашение достигнуто.
– Передай ему: я точно знаю, что сейчас сломать ветряк очень непросто. Это первый раз было легко: отвинтил болты, ветряк валится, и на ремонт требуется много времени. Второй раз тоже было легко – сунул лом в коробку передач, и дело с концом. Да и в третий раз было не слишком трудно – если согнуть шатун, дальше ветряк сам себя доломает. Но теперь болты не отвинтить, коробка передач закрыта, скоро закроют и шатун. В следующий раз сломать ветряк будет очень трудно. Спроси: верно я говорю?
Ковбой перевел. Савкатева ничего не ответил и только выжидательно смотрел на Чи.
– Будь я стражем святыни, – сказал Чи, – или нет, будь я чем-то обязан стражу – например, если он расскажет мне, что именно он видел, когда разбился самолет, – я купил бы мешок цемента, привез бы его к ветряку и оставил бы там вместе с мешком песка, бочкой воды и маленькой пластиковой воронкой и уехал. А будь я стражем святыни, я смешал бы цемент с песком и приготовил раствор пожиже теста, из которого пекут лепешки «пики», налил бы немного раствора в скважину через воронку и подождал бы минут пять, чтобы он схватился, потом налил бы еще, и делал бы так, пока не кончится раствор. Тогда скважина будет запечатана, точно каменной пробкой. Ковбой опешил.
– Не стану я этого переводить, – буркнул он.
– Почему? – удивился Чи.
Савкатева что-то спросил. Ковбой коротко ответил ему и повернулся к Чи:
– Он сам уже кое-что сообразил. Почему я не хочу переводить? Как будто ты сам, черт возьми, не понимаешь.