Внезапно призрачное мерцание колдовских сил потускнело, будто погашенное волнами Тьмы. Потухло даже пламя аташкяха. Даже здесь, за пять тысяч шагов от места схватки, оба волшебника ощутили острую пронзительную боль и поняли, что их друг и наставник потерпел поражение, причем жизнь старика повисла на ненадежном волоске превратной судьбы. В последний раз блеснул зеленоватый джаман Аламазана, и возле Драконьих Ворот восторжествовала темная сила.
– Быстрее туда! – сдавленно крикнул Салгонадад. – Эй, слуги, мою колесницу!
Призрачные прислужники заметались, да и сам хозяин дома пребывал в растерянности – схватил и тут же бросил свой магический жезл, стал натягивать дрожащими руками заговоренный панцирь, который неведомо когда выклянчил у какого-то обитателя потустороннего мира. Дом едва не шатался от бестолковой беготни и тревожных воплей. Наконец взмыленный оборотень доложил, что экипаж готов. Схватив вожжи, Сумукдиар хлестнул кнутом над конскими спинами. Безумная скачка по безлюдным улицам ночного города продолжалась недолго, и волшебники за это время не проронили ни слова. – все их мысли были заняты раздумьями о судьбе Аламазана.
Вот и аташкях.
Огонь в каменной чаше едва тлел, словно исчерпал последние крохи прежней силы, но с появлением волшебников языки пламени стали постепенно удлиняться. Скрюченное тело старого мага лежало во дворе храма, из груди Аламазана торчала рукоять кинжала, украшенная знакомой гирканцу резьбой – чудовищные гады, сплетенные в непотребных позах. Применять такое страшное оружие способны были только очень сильные колдуны.
– Кто мог убить его? – прошептал потрясенный Салгонадад. – Учитель был сильнейшим из джадугяров Востока, даже самые изощренные колдуны Магриба не решались соперничать с ним.
– В магическом искусстве и мощи говве-а-джаду он не знал равных, – согласился Сумук. – Но враг мог одолеть его коварством. Они договорились помериться лишь собственным волшебством, без магических предметов, а этот негодяй ударил заколдованным клинком. У меня собралась целая коллекция таких кинжалов. Похожим оружием дважды пытались убить меня.
Он положил рядом все три кинжала – извлеченный из раны Аламазана, отобранный у Абуфалоса и тот, которым оборотни вооружили дедеркинского убийцу. Потом достал из сумки стрелу, привезенную из Джангышлака. Верховный Джадугяр буквально впился взглядом в омерзительные узоры на клинках и произнес нетвердым голосом, взявшись рукой за горло:
– У меня дома валяется родной брат этих кинжалов. Его отобрали у Садуллы, которого ты допрашивал в мухабарате.