Он велел подать чаю и сладостей, кивком указал любимому ученику на подушку в углу ковра. Агабек Хашбази Ганлы сел, скрестив ноги, и выжидательно поглядел на Аламазана. Тот проговорил, смущенно улыбаясь, точно оправдывался:
– Обычная история, только не вовремя, как всегда. Какой-то маг из-за моря покорнейше упросил дать ему поединок. Пришлось согласиться.
Дело действительно было обыкновенное. Волшебники всех рангов, подобно деревенским силачам-пехлеванам Средиморья, а также закованным в броню рыцарям из франкских стран, частенько сходились на поединки, чтобы испытать на практике свое мастерство, мощь и ловкость своих говве-а-джаду. Года три-четыре назад, как раз перед вспышкой атарпаданско-хастанских распрей, в Средиморье прошел грандиозный турнир джадугяров. Тогда и определились – до следующего состязания – титулы главных чародеев: Агафангел из Хастана и Серапион из Колхиды. Хотя Сумукдиар в тот раз занял лишь пятое место в общем зачете и стал третьим среди магов Атарпадана, все поняли, что у молодого джадугяра большое будущее. В решающей схватке предпоследнего тура он едва не одолел самого Салгонадада, однако опыт и хитрость одержали верх над грубой силой и бесшабашным натиском. После турнира Сумукдиар сделал важный вывод: в магических схватках, как и в рукопашных, надлежит действовать осмотрительно и неторопливо, чтобы тщательно выбрать момент для неотразимого выпада…
– Когда вы встречаетесь? – спросил Сумукдиар.
– В третий день недели. На пустыре позади заброшенного аташкяха, что возле Драконьих Ворот. Мой соперник настаивает, чтобы поединок проходил без свидетелей и чтобы ни один из нас не использовал каких-либо магических предметов… Ты давай кушай пахлаву, чай пей, остынет.
Усмехнувшись, гирканский агабек заметил, что будущий противник Аламазана не отличается храбростью, но очень самолюбив – не желает, чтобы кто-нибудь увидал его поражение. Волшебники посмеялись, с наслаждением смакуя отличный чай. Затем старик вдруг спросил о военном походе, в котором так отличился юный Хашбази. Сумукдиар с жаром заговорил о том, что так волновало его в последние месяцы, – о неизбежности войны с надвигавшейся из-за Гирканского моря ордой Тангри-Хана, о пробуждении Хызра, о необходимости тщательной подготовки к будущим битвам. Аламазан слушал не очень внимательно, хоть и кивал время от времени, вроде бы в знак согласия.
Лицо старого – годами, но не духом – джадугяра выражало крайнюю степень самоуглубления. Опытный боец, Аламазан заранее настраивал себя на предстоящий поединок. Когда его гость умолк, Аламазан произнес задумчиво и отрешенно: