На выигранные деньги я купила себе норковую шубу цвета песка. Отрезала волосы, повесила над бровями чёлку, поменяла стиль. И когда я шла, молодая и уверенная, в дорогой длинной шубе, никому не приходило в голову, что в спине у меня нож.
Прошло десять лет.
Ты бросил жену и женился во второй раз. Не на мне. На другой. Если я змея, то она кобылица, та самая, из «Конька-горбунка», которая топчёт пшеничные поля. Эта тоже вытопчет любое поле. К кино не имеет никакого отношения. Что-то покупает и продаёт. Занимается бизнесом. Бизнёс вумен.
Я постоянно задавалась вопросом: почему ты выбрал её, а не меня? Разве мы не любили друг друга? Разве я не была твоей музой?
Да. Была. Любил. Но дело не во мне или в ней. Дело — в ТЕБЕ. Это ты стал другим. Тебе захотелось поступка. Захотелось развернуть корабль своей жизни резко вправо или влево.
Я невольно расшатала коренной зуб твоей семьи. А она подошла и без труда вытащила этот зуб.
Я не интересовалась подробностями, но знаю, что кобылица не выносила твоих запоев. И через месяц ты уже не пил. Тебе, оказывается, нужна была сильная рука. В новой системе собак собакой оказался ты. А она хозяйка. Она сильнее меня. Вернее, не так: моя энергия уходила на творчество, а её энергия — на саму жизнь. Она талантливо жила, а я отражала жизнь.
Я много работаю и много путешествую. Меня постоянно кто-то любит, но уже никто не мучает. Вернее так: я не мучаюсь. И не задерживаюсь подолгу на одной любви. Перехожу к следующей.
У меня есть деньги, слава и одиночество. А мне хотелось бы другую конструкцию: деньги, слава и любовь. Но не получается.
Я спрашиваю у Вальки Шварца:
— Ну почему у меня не получается?
— Не положили, — отвечает Валька и разводит руки в стороны.
А между руками — пустота.
Мы никогда не видимся, но следим друг за дружкой издалека. Ты все знаешь обо мне, а я о тебе.
Фильм о Джульетте Друэ был снят с другой актрисой и прошёл незамеченным, как будто его и не было. Критика оскорбительно молчала. Ты не привык к поражениям и замер. У тебя появился страх руля, какой бывает у водителей после аварии. Но потом ты воспрянул и стал самостоятельно прославлять свой фильм. Ты, как Сталин, не признавал за собой ошибок, а все свои недостатки выдавал за достоинства.
Следующим фильмом ты решил взять реванш, но получился новый провал. Ты постепенно отходил на средний план, потом на общий. Почему? Может быть, потому, что распалась команда: я, ты и Валька.
Может быть, дело не в команде — во времени. За десять лет время сильно изменилось. На крупный план выходили не режиссёры, а банкиры в малиновых пиджаках, держащие руку в кармане. В кармане, набитом деньгами.