— Кончай трепаться, — предложила я.
Машка быстро свернула свой убогий диалог. Попрощалась и положила трубку.
— Ляг со мной.
— Ага! — с радостной готовностью отозвалась Машка и во мгновение сняла джинсы и пуловер.
Улеглась рядом, и в свете луны был виден прямой угол её семнадцатилетнего плеча.
— Ты плачешь? — спросила она с удивлением. — Чего?
— Я разошлась с Подругой. Она меня предала.
Машка помолчала. Подумала. Потом серьёзно спросила:
— Ты видела, что у моих белых сапог отлетел каблук?
Я не поняла, при чем тут каблук и моя драма. Потом догадалась, что Машка хочет провести аналогию. Куда следует девать сапог без каблука? Отнести в починку.
А если починить уже нельзя, то надо выбросить такой сапог на помойку, забыть. И так же поступить с предавшим нас человеком. Сначала попытаться починить отношения.
А если это невозможно — выкинуть на помойку памяти.
И обзавестись другой обувью.
— Видала? — переспросила Машка.
— Ну?
Я нетерпеливо ждала аналогии. Моя раскалённая душа ждала хоть какого-нибудь компресса. Но аналогии не последовало. Просто от сапога оторвался каблук и следовало купить новый.
— Мне нечего надеть, — заявила Машка.
— У тебя красные есть.
— Они тёплые. А скоро весна. Я совершенно, совершенно без обуви. Какая-то ты, мама…
— Ты что, не слышала, что я тебе сказала? — обиделась я.
— Про что?
— Про Подругу.
— Ну и что? А зачем она тебе? Вы же, по-моему, давно разругались.
— Мы не ругались.
— А тогда чего она перестала ходить? То ходила, а то перестала…
Я вдруг сообразила, что она действительно с некоторых пор перестала звонить и появляться. Но я была так занята, что не обратила внимания на этот фактор. Не придала значения.
— Ладно, — сказала я. — Иди к себе.
Она затаилась. Притворилась, что засыпает и ничего не слышит. Ей хотелось спать со мной. Лень было вылезать. И холодно. Все-таки она была ещё маленькая.
— Иди, иди, — потребовала я. — Не выспимся обе.
Я стала сталкивать её со своего широкого дивана, но она держалась крепко, будто вросла. Я энергичнее принялась за дело, и мне удалось сдвинуть её на самый край. Но она поставила руку на пол, создав тем самым дополнительную точку опоры, и укрепила свои позиции. Пришлось перегнуться через неё и отодрать руку от пола. Кончилось тем, что мы обе рухнули на пол. Далее я вернулась на диван, а Машка пошла в свою комнату, подхватив джинсы и пуловер.
Я закрыла глаза, слушала звук её шагов, скрип раскрываемой и закрываемой двери, стук упавшего стула, случившегося на её пути. И все эти звуки, скрипы и стуки наполняли меня приметами жизни. Раз я это слышу, значит, я есть. Возня и звуки как бы вернули меня с балкона на диван. Стучало и передвигалось по комнатам моё прошлое. Мои предыдущие семнадцать лет. Значит, нельзя отнять прошлое целиком. Что-то все же остаётся, и это «что-то» не эфемерно, а имеет очертания: руки, ноги, голову, голос.