А из райкома регулярно запрашивали с доброжелательной требовательностью: – Как осваивается фронт работ?
– Согласно графика! – кричал Литвиненко, прижав для лучшей слышимости руку рупором к трубке. – С превышением нормативов! – Ты подсчитал, на сколько процентов повысится использование техники?
– На одиннадцать и семь десятых! – бухал он без боязни: контора подгонит нужный результат.
– Так это же прекрасно! – ликовала трубка. – А производительность труда? – Экономисты мои обсчитывают, – врал Литвиненко. – Прикидочную цифру можешь назвать? Нам надо включить в отчет. – Шесть процентов, – придумала экономистка правдоподобную цифру. – Семь с половиной процентов, – передал Литвиненко. – Молодец, Литвиненко!
В кабинете между портретом и сейфом Литвиненко повесил крупномасштабную карту района и каждый вечер скрупулезно отмечал красным карандашом пройденный отрезок на идеальной прямой, соединявшей 39-й километр с Белоборском.
К сентябрю красная стрела подползла к голубой ниточке реки, что соответствовало на местности расстоянию в семь километров семьсот метров. Конечно – гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить; могло оказаться там и больше восьми километров, кто в тайге эти километры мерил; могли и в сторону метров на пятьсот уйти – и это не смертельно, там скруглим, дело обычное, не транссибирскую магистраль строим, рабочую узкоколейку. Он весело хлопнул Прокопенюка по литому круглому плечу: – Ну как, бисова душа, реку-то уже видно?
– Куда ж она денется, – ровно ответил Прокопенюк. – Мы свое сделаем, не подведем. – Завтра вас навещу! – Милости просим…
Плавно ответвляясь от насыпи, железнодорожная колея с радующей глаз прямизной рассекала тайгу. Посверкивающие рельсы были намертво пришиты к оранжевым круглякам шпал, еще не успевших потускнеть. В конце пути безостановочно продолжалась отрадная деятельность: деревья валились, трелевщик урчал, топоры тюкали, вперестук гнали это молоты костыльщиков, с одного маха вгоняющих четырехгранные костыли в податливую сосновую древесину.
– Прокопенюк свои гроши отрабатывает, – с мрачноватой горделивостью предъявил картину Прокопенюк. – Сколько уже сделали?
– Семь километров и восемьсот двадцать метров. Сегодня уже девятнадцать звен уложили, это сто четырнадцать метров. (Он не врал: столько показал и спидометр мотовоза.)
– Так… – молвил Литвиненко, сурово вглядываясь в перспективу. – К реке вышли? – Все по плану, – пожал плечами Прокопенюк. – Так вышли? – Да куда ж она денется. – Вышли или нет?! Сколько осталось? – Ну может самая ерунда осталась… – Сколько?! – Да что я, речник, – грубовато сказал Прокопенюк.