заключила она, подумав, что дылда хотя бы не неряха. Нина миновала холл, и в рассеянности побрела вдоль аллеи. Она не прошла и тридцати метров, как нос к носу столкнулась с Ростиком.
– Здравствуй, мама, – тихо проговорил сын. Нина вздрогнула, как от удара, и от неожиданности широко открыла глаза. Вот так, только вчера жили под одной крышей, деля радости и невзгоды (так, по крайней полагала она), а теперь встретились, словно двое прохожих.
– У нас была? – Ростик смотрел настороженно.
Нина Григорьевна кивнула.
– Зачем?
– Познакомиться хотела, – мрачно сказала Нина, здорово огорченная этим «у нас».
– Познакомились? – даже не с тревогой, а скорее с усталостью спросил Ростик, и погасшая, было, ярость вспыхнула с новой силой. Щеки, по обыкновению, пошли пятнами. Нина глотнула побольше воздуха, собираясь выложить Ростиславу все: помянуть его непутевого бессовестного отца, породившего не менее бестолкового сына, покупающегося на первую же встречную юбку. Досталось бы, естественно, и Ольге, но Ростик взял ее под руку и сказал тихо, но твердо:
– Не говори ничего такого, о чем потом придется жалеть.
– Какого такого? – она опешила:
– Ты сама знаешь.
Нина отступила на шаг:
– На что же вы жить собираетесь? – спросила она уже без вызова, не то, чтобы капитулировав, а, скорее, поменяв тактику.
– На стипендии…
Нина поджала губы.
– …и, я буду подрабатывать.
– Интересно, кем?
– Грузчиком на овощной базе. Там за тонну до рубля платят.
– Грузчиком?! С твоим-то здоровьем?!
– Мама, прекрати.
– Что прекрати?! – взвилась Нина, но сразу осеклась. – «И что мне прикажете предпринять? Кормить его дурацкую семью, которая развалится не сегодня, так завтра? Это какое-то безумие!»
– Я справлюсь, – обнадежил Ростик.
«Если надумаешь эту блажь поддерживать, так уж будь последовательной – посели их в своей квартире. Тем более, что она, между прочим, и его».
«Вот! – вспыхнуло у нее. – Дура я дура! Сразу не сообразила! Каланча чертова к прописке подбирается. Нашла тютю с квартирой на Прорезной, и вперед! Ну уж нет, дудки. Только через мой труп». – Решение было окончательным и обжалованию не подлежало.
– Ну, я пойду? – спросил Ростик, выведя Нину Григорьевну из задумчивости и больно ранив в самое сердце. Она стиснула зубы.
– Тогда, пока?
Глядя, как сын уходит, она запаниковала, как же остановить, и выкрикнула совсем неподходящее:
– А как ты в глаза ее мужу посмотришь, когда он из армии воротится?
Ростик прибавил шагу. Очевидно, у него не было ответа. Или он не хотел продолжать.
– Он тебя прибьет! – крикнула напоследок Нина.