Впрочем, на людях тетушка твердо отстаивала мнение, что детей не следует наказывать, ибо проказы их – пустяки, из-за которых не стоит расстраиваться; в ответ я, при всей своей наивности, возражал плачущим голосом: «А зачем же ты меня щиплешь?», не подозревая, конечно, о том, что с ее стороны это были вовсе не щипки, а отчаянные попытки ухватиться за что-нибудь, лишь бы не рухнуть в разверзающуюся перед ней бездну истерии.
Было бы уместно спросить, почему домашние тяготы в нашей семье были распределены так, а не иначе – то есть почему бы тетушке не заниматься кастрюлями, а матери – мною. Но это был бы риторический вопрос, потому что мать нуждалась именно в кастрюлях, а тетушка нуждалась именно во мне. Эта старая дева видела во мне единственное средство для самоутверждения – как-никак она распоряжалась мужчиной, пусть малолетним, командовала им как хотела, тиранила его и таким образом доказывала и себе самой, и всему свету, что ее женский инстинкт, так же как и материнский, не пропал втуне.
Несколько позже на педагогическую вахту встал отец. Не потому, что ему некуда было девать время, – его, вероятно, раздражало то, что тетушка, по его словам, начиняла мне голову всевозможными глупостями, в том числе религиозными. Вмешательство отца пошло мне на пользу, поскольку до некоторой степени ограждало меня от тетушкиных истерик, но и во вред, потому что именно с этой поры я начал ощущать порядок со всей его неумолимостью. Порядок, установленный отцом, должен был стать законом и для меня, обретенные им привычки должны были стать и моими привычками, идеи, принципы – все мне давалось в готовом виде, чтобы я не ломал над ними голову или не свернул, упаси бог, с прямого пути.
Помнится, как однажды после классного сочинения по литературе я осмелился сказать учителю:
– Вы мне поставили тройку…
– А ты чего ожидал? – Он смерил меня недовольным взглядом. – Я тут в лепешку расшибаюсь, доказывая, что надо, а ты пишешь, что тебе заблагорассудится.
– Я пытаюсь думать самостоятельно…
– Не похоже.
– Дать свою оценку…
– Если на алгебре ты ответишь не по учебнику, что тебе поставят? Решений может быть сколько угодно, но правильно – только одно.
– Да это ведь литература, не алгебра!
– Ну и что? Неужто литература – сплошной произвол?
Дома, за обедом, я рассказал о случившемся.
– Вечно ты делаешь все наоборот, Тони, – добродушно заметила мама.
Отец молчал, и можно было бы предположить, что он едва ли согласен с учителем. Но он сухо заметил:
– Пока ты в школе, придется делать, как тебе велят. Вот закончишь учение – тогда поступай по своему усмотрению.