Соавтор продолжает развивать свою идею вплоть до четвертой рюмки:
– У нас принято строго предостерегать об опасностях, крутой поворот, высокое напряжение, огнеопасно… А сигареты рекламируются. Покажите поток броской западной рекламы: красотки щурятся от удовольствия, потягивая «Пелл-мелл», супермены в ковбойских костюмах раскуривают «Уинстон». А затем продемонстрируйте, как должно быть – на коробке сигарет надпись: «Внимание, яд!»
– Ваш сценарий готов, – объявляю я. – Мне непонятно, чем я могу быть вам полезен.
– Как чем? Его же надо написать. – И, не дав мне возразить, он продолжает: – Не то что я совсем не могу излагать свои мысли на бумаге. Делал это не раз, но получается не блестяще. Набор мыслей. Если даешь набор слов, это почему-то никого не раздражает, но если набор мыслей, люди морщатся. К чему такое нагромождение мыслей, удивляются они. Почему отсутствует путеводная нить? Мысли! На фига им разрозненные мысли! Им подавай текст, да чтоб он был как можно более ясным и непременно в виде стандартных страниц: на каждой столько-то строк и столько-то знаков в строке…
Так что пришлось мне писать сценарий, хотя и по его подсказкам. Когда же сценарий был готов, соавтор даже не стал его смотреть.
– Меня он уже не интересует. Сейчас я думаю о другом.
Получив деньги, я отсчитал ему половину, но он покачал головой:
– Нет, столько я не возьму.
– Да тебе больше полагается, – говорю я.
– Глупости. Идеи в этом мире не оплачиваются. Платят за машинописный текст, при условии, что страницы стандартные: на каждой столько-то строк и столько-то знаков в строке.
– Если идея не выражена в письменной форме, какой от нее прок?
– Вот именно. А потому возьми себе три четверти. В конце концов после долгих увещеваний он соглашается принять от меня треть суммы. Потом говорит:
– Кстати, что касается письменной формы, ты читал книги Диогена и Антистена?
– Нет.
– И не сможешь прочитать. Потому что их не существует. А вот идеи их помнят и сегодня.
Тут-то я и сообразил, что мыслитель Петко Пеев принадлежит к древней школе циников. Но потребовалось немало времени, чтобы я понял, что с этим человеком все обстоит не так просто.
Ночь темным-темна, в неоновом свете фонаря можно увидеть не много: слева – приземистое здание таможни, справа – будку пограничного контроля, а посередине – мой старый «москвич»…
Картина, четко вырисовывающаяся в моей памяти, ясна и достоверна, словно фотография. Как и последующие кадры: движение по шоссе между двумя пограничными шлагбаумами, внезапно возникший незнакомый город, банк, призрачно-белый в свете неона бар и желтый блеск пограничных указателей.