У Карен не было профессиональных модою. Врачи, вечные консерваторы, до сих пор ворчали по поводу этой технологии, однако их сопротивление постепенно слабело под воздействием дифференцированных премий по страховке от преступной небрежности.
Второго декабря мне сообщили, что вопрос о моем повышении решен положительно (несколькими часами раньше я прочитал об этом в вечерних новостях). Это было в пятницу, а в субботу я, Карен, Винсент и его жена Мария отправились в ресторан отметить это событие. Винсенту тоже предлагали перейти в группу по борьбе с терроризмом, но он отказался.
– Подпортил ты себе карьеру, – сказал я ему, наполовину шутя, наполовину всерьез. – Нам никак не удавалось поговорить об этом раньше – под настройкой такие вещи обсуждать невозможно. – Борьба с терроризмом – дело перспективное. Поработаю лет десять в группе, а потом уйду на бешеные деньги консультантом в международную фирму.
Он странно посмотрел на меня и сказал:
– Я, знаешь, Не настолько честолюбив.
А потом взял руку Марии в свою и крепко сжал ее. Самый обыкновенный жест, но он никак не шел у меня из головы.
В воскресенье я проснулся рано и понял, что больше не усну. Я выбрался из постели – Карен всегда чувствовала, когда я лежу без сна, и это мешало ей больше, чем мое отсутствие. Сидя на кухне, я старался прийти к какому-нибудь решению, но только все больше запутывался и от этого злился. Я ненавидел самого себя, потому что постоянно думал о том, что подвергаю риску Карен. Надо было бы поговорить с ней, прежде чем принимать предложение, но сама идея такого разговора казалась омерзительной. Разве мог я спрашивать разрешения у нее? Разве мог бы я, допуская хоть малейшую вероятность того, что Карен угрожает опасность, все-таки согласиться на эту работу, даже если сама Карен этого захочет? А если я, не говоря ей ни слова, откажусь – она же все равно вытянет из меня, почему я это сделал, и никогда не простит, что я принял решение без нее.
Я подошел к окну и посмотрел на ярко освещенную улицу. После появления Пузыря мне всегда казалось, что фонари год от года светят все ярче. Мимо проехали два велосипедиста. Оконное стекло вылетело наружу мелкими осколками, а за ними сквозь пустую раму вылетел и я.
Все настроечные моды включились без моей команды.
Я сгруппировался и покатился по земле – за этим проследила «Н4». Окровавленный, переводя дух, я несколько секунд лежал на траве. Я слышал шум огня позади, я чувствовал, как сердце забилось быстрее и кожа стала холодной, когда «H1» отключила периферийное кровообращение – управляемый вариант естественного адреналинового ответа. Но поддаться безумию, охватившему мое тело, я был уже физически не способен. Настройка диктовала, что надлежит холодно проанализировать ситуацию. Для этого я встал и обернулся. На газоне были разбройны куски черепицы, бомба, должно быть, была заложена на потолке, ближе к задней части дома, над самой спальней. Я видел ошметки булькающей желеобразной субстанции, которые, вспыхивая голубым пламенем, стекали вниз по остаткам внутренних стен.