Я обхожу комнату по периметру. Внутрь ведет только одна дверь. Замок не бог весть какой сложный – небольшое зондирование, один хорошо рассчитанный магнитный импульс, индуцирующий ток в схеме отпорного механизма, и дело сделано. Я достаю пистолет, тяну дверь на себя – и вижу другую стену в двух-трех метрах перед собой.
Я осторожно вхожу. Пространство между стенами ничем не заполнено, но внутренняя стена нигде не соединяется с внешней. Прежде чем идти дальше, я закрываю за собой дверь и устанавливаю маленький сигнализатор над дверным проемом.
Дойдя до правого угла, я убеждаюсь, что две стены расположены концентрически. Я иду дальше, и за следующим углом нахожу дверь во внутренней стене. Замок такой же дрянной, как и первый. Хотел бы я знать, зачем все эти нелепые декорации, но это уже следующий вопрос, а пока важно одно – спрятана ли где-то здесь Лаура?
Я открываю вторую дверь, Лауры внутри нет, но... Но есть кровать, постель не заправлена с тех пор, как на ней в последний раз спали, постельное белье сдвинуто к одному краю – обитатель комнаты, видимо, сполз на пол. Унитаз, раковина, маленький стол и стулья. Дальняя стена разрисована цветами и птицами, точно так же, как в комнате Лауры в Институте Хильгеманна.
Постель еще чуть теплая. Куда же ее утащили среди ночи? Может быть, возникли осложнения, и пришлось ехать в больницу? В течение тридцати секунд я обследую комнату, но это уже лишнее – роспись на стене говорит сама за себя. Уверен, Лаура была здесь еще несколько минут назад. Я не застал ее только случайно.
Возможно, она еще в здании. К примеру, проходит мозговое сканирование где-нибудь наверху. Может, МБР так отчаянно старается поскорее выполнить именно этот контракт – что бы за ним ни стояло, – что сотрудники работают круглосуточно?
Выйдя из комнаты, я поворачиваю было направо, чтобы вернуться к выходу кратчайшим путем по собственным следам, но передумываю и решаю пройти «кругосветку» до конца.
Женщина, которая стоит прямо за углом, тяжело опираясь на ходунки, внешне неотличима от Хань Сю Лиен. Подняв на меня взгляд, она разражается слезами. Быстро шагнув к ней, я впрыскиваю ей в нос транквилизатор. Она обвисает, я беру ее под мышки и закидываю на плечо. Не слишком удобно, зато руки свободны, сейчас это главное. Ходунки – хороший признак, возможно, она еще не полностью выздоровела, но ее можно перевозить без особого вреда. Когда я вынесу ее из здания, вызову «скорую помощь» – пока буду прорезать дыру в проволочном ограждении.
До второй двери остается три шага, когда я слышу спокойный мужской голос позади: