Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение (Штрик-Штрикфельдт) - страница 12

И еще один человек. Полковник Генерального штаба. Бледное одухотворенное лицо. Начитанный, умный, с благородными манерами и взглядами. Он выглядел аристократом – этот сын уральского шахтера. Он также окончил несколько специальных военно-учебных заведений. Он был замешан в дело Тухачевского и отбывал тюремное заключение, но в начале войны без разбирательства выпушен и отправлен на фронт командиром воинской части. По его словам, Сталин объявил «изменниками родины» всех военнослужащих, попавших живыми в руки врага. Он, как и многие другие, ненавидел советское правительство и любил свой народ. Свой долг он выполнил до конца, в плен попал раненым. От него мы услышали подробности о внедрении агентов НКВД в армию и о заградительных отрядах, размещенных за линией фронта и безжалостно расстреливавших красноармейцев в случае их отступления. Мы знали об этом и из других источников. И надо признать, что в результате этих драконовских мер сопротивление Красной армии заметно усилилось. Высшее наше руководство должно было бы это учесть.

Генерал Михаил Федорович Лукин, командовавший 19-ой армией, был взят в плен, когда его армия при наступлении на Москву была полностью разбита. Он потерял одну ногу. Теперь нужно было ампутировать и вторую. Лукин, стоически переносивший свое ранение, боролся со смертью.

Герсдорф доложил о Лукине Боку, и Бок приказал оказать русскому генералу всяческую помощь. Лукин был переведен в немецкий лазарет, где за ним был самый лучший уход. По желанию Лукина, в немецкий лазарет был помещен и его друг, тяжело раненный полковник Прохоров.

Когда миновала острая опасность для жизни Лукина, он стал проявлять живой интерес к внешнему миру. Он не любил немцев, но был им благодарен за то, что они сделали для него и его друга.

Мы с ним часто беседовали. Он говорил, что если это действительно не завоевательная война, а поход за освобождение России от господства Сталина, тогда мы могли бы даже стать друзьями. Немцы могли бы завоевать дружбу всего населения Советского Союза, если они всерьез стремятся к освобождению России, но только равноправный партнер может вступить в дружественный союз. Он был готов, невзирая на свою инвалидность, стать во главе пусть роты, пусть армии – для борьбы за свободу. Но ни в коем случае не против своей родины. Поэтому бороться он стал бы только по приказу русского национального правительства, которое (он всегда это подчеркивал) не должно быть марионеточным правительством при немцах, а должно служить лишь интересам русского народа. При этом немцы не должны беспокоиться: население оккупированных областей выберет, безусловно, лишь такое правительство, которое будет национально-русским и в то же время непримиримо антисталинским.