— Охотно верю, мадам. Полагаю, вы не храните в доме денег?
— Денег? Денег?! Долой богатеев! — крикнула богатая леди Корк, убежденная сторонница вигов, и стукнула костылем по столу. — Если они проведут билль о реформе, я на радостях вывешу в окнах флаги! Помяните мое слово, вывешу!
— А драгоценности? Можно ли, мадам, взглянуть на ваш сейф?
Леди Корк, несмотря на свои восемьдесят четыре года, не колебалась ни секунды.
Поднявшись с кресла, она быстро засеменила по комнате, на ходу вытаскивая из-за корсажа цепочку, на которой висело два ключа.
Отперев деревянный шкафчик, она открыла дверцу и сняла с полки шкатулку черного дерева — сравнительно небольшую, окованную железом. Леди Корк подняла шкатулку и водрузила ее на шкафчик, сдвинув на край синюю вазу.
Чевиот подошел.
Старуха отперла шкатулку и откинула крышку.
— Вот! — объявила она и поспешила назад, в кресло, как будто умывая руки после неприятной работы.
— Примите мою почтительную благодарность, мадам.
До сих пор в комнате не было слышно ни звука, если не считать скрипа пера мистера Хенли. Иногда, если он слишком глубоко макал перо в чернильницу, слышался стук. Леди Корк не обращала на него никакого внимания. Но Маргарет Ренфру время от времени взглядывала на старшего клерка, встряхивая густыми локонами. Перо остановилось.
Чевиот слышал, как у него в кармане тикают часы. Время, время, время!
Шкатулка не была прочной; у нее даже не было плотной подкладки. Если не считать тиары и нескольких браслетов, в ней находились мелкие украшения, хотя и усыпанные драгоценными рубинами, изумрудами и бриллиантами. В шкатулке хранились кольца, подвески, крохотные часики; Чевиот все пересчитал, выкладывая каждую вещь на шкафчик.
Наконец тишину нарушили звуки вальса, донесшиеся из бальной залы.
Он никогда не поверил бы, что скрипки и арфа могут производить столько шума или что вальс в ритме «раз-два-три» можно исполнять в таком быстром темпе. Танцоры закружились под музыку с радостными возгласами. Чевиот живо представил, как они носятся по натертому до зеркального блеска полу, то приседая, то кружась.
Послышался тихий настойчивый стук. Кто-то стучался в двойные двери, ведущие из коридора.
— Простите, — вежливо поклонился Чевиот.
Он поспешил к дверям по толстому ковру и приоткрыл створку всего на несколько дюймов.
За дверью стояла Флора. Она — случайно или умышленно — не смотрела на него и протягивала ему — отчего-то левой рукой — свернутый трубкой лист бумаги.
Взяв записку, Чевиот закрыл дверь и вернулся к шкафчику. Драгоценные камни причудливо переливались в тусклом свете, бросая отсветы на розовые стены, увешанные картинами. Развернув записку, он, не торопясь, ее прочитал.