– А ты что скажешь, Эдисон? – спросил он.
Эд стоял у стены. Мелисса сидела у его ног; он время от времени гладил ее пышные волосы и внимательно глядел на спорщиков. Сейчас Мелисса опустила глаза и прикусила губку. Если Эд и впрямь связан с мусорщиками, набеги на округ Ориндж могут ему повредить. Однако он пожал плечами и смело встретил наши взгляды, словно ему в высшей степени плевать.
– Мне без разницы.
Старый Мендес выругался по-испански.
– У тебя должно быть свое мнение.
– Нет у меня никакого мнения, – процедил Эдисон.
– Хорош ответ, – сказал Мендес. Габби удивленно смотрел, как его отец говорит, – старый Мендес вообще-то молчун.
– А зачем ты тогда пришел? – спросил Эдисона Марвин.
– Погодите. – Мой отец встал. – Никакого греха в том, что человек пришел сюда без всякого мнения. Мы же только обсуждаем.
Эдисон вежливо кивнул. В этом весь мой отец – заговорил один-единственный раз, и то в защиту молчания.
Док и Рафаэль, не слушая отца, снова сцепились. Доводы сыпались за доводами, переходя в ругань.
– Тебя хлебом не корми, дай поиграться с ружьями, – обвинял Док. Рафаэль, сверкая глазами, отвечал:
– Это что, хорошая жизнь, когда ты у нас в долине – единственный доктор?
Никто прежде не слышал, чтобы они так разговаривали. Я замахал руками и сказал:
– Не надо переходить на личности, а?
– О, мы всего-то говорим о нашей жизни, – желчно заметил Рафаэль. – Зачем же нам переходить на личности. Но вот что я скажу тебе: пусть доктор поцелует змеиную задницу, если думает, что я вожусь с ружьями ради собственного удовольствия.
– Но вы же друзья…
– Эй! – устало крикнул Том. – Мы еще не всех выслушали.
– Может, Генри скажет? – спросила Кэтрин. – Он был в Сан-Диего и видел их. Генри, как ты думаешь, что нам делать?
Она взглянула на меня, будто о чем-то прося, но я не понял, о чем, поэтому сказал, что думаю:
– Мы должны поддержать Сан-Диего. Если мы почувствуем, что они хотят нас под себя подмять, можем разрушить рельсы. А если нет – снова будем частью одной страны и узнаем, что происходит на материке.
– Все, что мне надо, я узнаю на толкучках, – сказал Док. – А разрушив рельсы, мы не помешаем им приплыть на лодках. Они говорят, их тысячи, а нас сколько? – шестьдесят? – и то в основном дети. Они могут сделать с этой долиной, что захотят.
– Точно так же они это смогут, если мы не согласимся, – сказал Рекавери. – А вместе с ними мы, может быть, сумеем повернуть дело в свою пользу.
Джона Николена от последнего довода чуть не перекосило, но он не успел открыть рта, как заговорил я:
– Док, я вас не понимаю. На толкучках вы вечно ворчите, что за бомбежку не отомстили. И вот теперь, когда есть такая возможность, вы…