Blow the wind southerly, southerly, southerly,
blow the wind south o'er the bonny blue sea…
Три ее товарки просто онемели. Они и не знали, что можно так играть своим голосом – чтобы он переливался и вибрировал, чтобы одна нота тянулась, ширилась и угасала.
But sweater and dearer by far it is when bringing
the barque of my true love in safety to me.
Когда отзвучала последняя нота, девочки не сразу пришли в себя, и только шепот Дорис нарушил наконец ошеломленное молчание:
– Что это было?
– Английская народная песня, – ответила Милена.
– Чудо, до чего красиво, – сказала Дорис.
Хелен с трудом выговорила:
– Спасибо…
С тех пор прошло три года, и за это время Милена пела раз шесть, не больше. Это был редкий и драгоценный подарок, кому и когда – она сама решала. Например, как-то в канун Рождества она пела для десятка соседок по дортуару, а в другой раз – в дальнем углу двора для одной Хелен, у которой в тот день, четырнадцатого июня, был день рождения, а еще – этим летом во время долгой прогулки вдоль реки. Стоило Милене запеть, слушательниц пробирал озноб. Ее пение, даже если слов было не понять, говорило каждой о самом для нее сокровенном. Оно возвращало из небытия любимые и утраченные лица, давало вновь ощутить давние ласки, о которых, казалось, и памяти-то не осталось. А главное, даже если от ее пения становилось грустно, оно придавало сил и мужества. Очень скоро распространился слух: Милена «хорошо поет». Но на уроках музыки, которые вела мамаша Зинзен, она никак себя не проявляла. Голос ее становился таким же, как у всех, обычным, без какой-либо особой прелести. Музыка у Зинзен сводилась только к сольфеджио и разучиванию трех навязших в зубах песен, одобренных свыше, среди которых главное место занимал невыносимый гимн интерната:
«С чистым сердцем, с бодрым духом
Дружным хором мы поем…»
Девушки между тем уже добрались до середины моста, где подъем плавно переходил в спуск.
Далеко впереди возвышался холм утешительниц.
– Как ты думаешь, встретятся нам мальчики? – спросила Хелен.
– Вот уж вряд ли! – засмеялась Милена. – Они туда ходят вдвое реже нас, это всем известно. А уж отпроситься к утешительнице в октябре месяце, да в такой час – это надо быть Хелен Дорманн!
– А может, встретим кого-нибудь, кто возвращается…
– Размечталась! Они же прячутся, если попадешься им навстречу, правда-правда, сразу в кусты! Тогда надо ворошить ветки и кричать: «Хо! хо! Есть кто живой?»
Хелен рассмеялась. Она была рада, что к подруге вернулось хорошее настроение.
– Как ты думаешь, утешительницы их тоже голубят, как нас? Ну, обнимают и все такое?