На другой день с Эриком случилась беда, лошадь понесла и долго волочила его по земле, а потом рас шибла о забор. Он сильно пострадал и, когда опом нился, сразу стал харкать кровью. Фалькенбергу при шлось занять его место.
Я сделал вид, будто это несчастье очень меня огорчило, молчал и хмурился не хуже остальных, но в душе ничуть не печалился. Конечно, у меня не было ника ких надежд на успех у фрекен Элисабет, но человек, который стоял на моем пути, теперь не мог мне по мешать.
Вечером я пошел на кладбище, сел там и стал ждать. «Вот если б сейчас пришла фрекен Элисабет!» – думал я. Через четверть часа она в самом деле пришла, я вскочил и сделал вид, будто хочу уйти, но от растерян ности не могу шагу сделать. И вдруг вся моя хитрость мне изменила, я потерял самообладание, потому что она была так близко, и сказал, сам того не желая:
– Эрик… с ним вчера случилось такое несчастье.
– Я знаю, – сказала она.
– Он разбился.
– Ну да, разбился. Но почему ты мне это гово ришь?
– Мне казалось… нет, сам не знаю. Ничего, он ведь поправится. И все снова будет хорошо.
– Да, да, конечно.
Пауза.
Похоже было, что ей нранилось меня поддразнивать.
Вдруг она сказала с улыбкой:
– Ты такой странный. Зачем ты ходишь по вечерам в такую даль и сидишь здесь?
– Просто у меня такая привычка. Коротаю время перед сном.
– И не боишься?
Ее насмешка заставила меня опомниться, я вновь обрел почву под ногами и ответил:
– Если мне чего-нибудь и хочется, так это снова выучиться дрожать.
– Дрожать! Значит, и ты читал эту страшную сказку! Где же?
– Уж и не припомню. В какой-то книжке, которая случайно попала мне в руки.
Пауза.
– А почему ты не захотел наняться к нам в работ ники?
– Это не по мне. Я хочу уйти отсюда вместе с од ним человеком.
– Куда же вы пойдете?
– Не знаю. На восход или на закат, все равно. Та кие уж мы бродяги.
Пауза.
– А жаль, – сказала она. – Нет, я не то хотела сказать, просто ты не должен был… Но говори же, что с Эриком. Ведь я для этого и пришла.
– Боюсь, что дела его плохи.
– А что говорит доктор, он поправится?
– Говорит, поправится. Но кто его знает.
– Ну что ж, спокойной ночи.
Ах, будь я молод, и богат, и красив, и знаменит, и учен… Она уходит…
В тот вечер я нашел на кладбище подходящий но готь и спрятал его в карман. Потом я постоял немного, озираясь, прислушался – вокруг было тихо. Никто не крикнул: «Это мое!»