Мы дождались прилива и пошли на берег, где лежал, ожидая меня, мой утлый плот.
Мы столкнули его на воду, и папа помог мне усесться на «мостик». Мама, чуть не плача, попросила, чтобы я не промочил ноги. И Алешка сказал на прощанье:
– Я тебе тоже хотел кое-что дать в дорогу, но передумал.
И правильно сделал. Как потом оказалось.
Когда я устроился на плоту, берег сразу отодвинулся еще дальше, стал совсем недосягаемым. Но я старался не думать об этом. Я старался думать о том, что у моих родных почти не осталось продуктов, и только на меня одна надежда.
– Счастливого плавания, - серьезно сказал папа и оттолкнул плот.
Его сразу подхватило течение и понесло вперед. То одним боком, то другим. Тогда я стал подгребать то одной, то другой лопастью и скоро приспособился. Только очень близко была вода, не то что в лодке. И она плескалась между бревен - холодная и глубокая.
Через некоторое время я обернулся. Мои родные и близкие, маленькие и чуть различимые среди камней, махали мне вслед с далекого острова. А берег, к которому я стремился, нисколько не приблизился.
И тогда я стал не просто править, но и грести - и дело пошло веселей, я даже согрелся.
На самой середине пути я вдруг с ужасом заметил, что одна из вязок плота ослабла и из-под нее стал вылезать клин. И бревна начали заметно расползаться в стороны.
Я с тоской оглянулся. Остров был уже далеко. Возвращаться не было смысла. Да я бы и не смог на неуклюжем плоту выгрести против прилива.
Тогда я вытащил весло из воды и попытался забить им клин покрепче. На какое-то время мне это удалось, а потом клин начал выползать снова. И опять пришлось забивать его веслом.
Так я и плыл: то греб изо всех сил, то колотил концом весла по упрямому клину. Потом, когда все было позади, я понял, что эта борьба с клином пошла мне на пользу - она отвлекала меня от всех других мыслей об опасности. О холодной глубине, о подводных камнях, о ветре, который мог подняться в любую минуту. О бандитах, которые могли меня встретить на берегу…
Уже недалеко от берега, усталый и злой, я так ахнул по надоевшему мне клину, что весло вылетело из моих замерзших рук. Я рванулся за ним и чуть было не опрокинул плот. Это была первая минута отчаяния. Но она быстро прошла, потому что через некоторое время мой корабль мягко вынесло приливом на песчаный берег. Случись это происшествие пораньше, не знаю, чем бы оно закончилось…
Я вышел на берег, отыскал глазами свою семью и помахал ей шапкой. Представляю, с каким облегчением они замахали мне в ответ.
И я скрылся в лесу. И осторожно и бесшумно (на всякий случай) подобрался к нашему старому лагерю. И долго лежал за кустами, чтобы убедиться, что врагов здесь нет. Да и что им здесь делать? Ведь, кроме высохшего лапника и старых углей в очаге, в лагере ничего не осталось. Да, и еще наше почетное кресло. Это уж им вообще ни к чему. Зачем козлам лосиный рог?