– Стой! Отдай монету, жулик!
Продавец сначала вздрогнул от неожиданности, а потом грозно пошел на Санька:
– Ты опять? Иди к своему дедушке! И поскорей. Пока я тебе не оторвал уши вместе с головой!
Не успели мы броситься на помощь, как откуда ни возьмись на пути продавца возникла невысокая худенькая девочка с собакой.
– Покажи зубы, - тихо сказала она.
– Зачем? - остолбенел продавец по кличке Кэн.
– Это я не вам, - вежливо объяснила Лена. - Это я своей собаке.
Вообще-то, собачья команда «Покажи зубы!» - самая безобидная. Ее дают своему лохматому другу у ветеринара или на собачьей выставке, на осмотре. Но когда чужому человеку большая и красивая собака оскаливает, морща губы, белоснежные клыки, то это совсем не мирное зрелище.
– Что ты, девочка? - испугался продавец и даже шагнул назад. - Убери собаку. Я по своим делам иду. И никакой вашей монеты, я же сказал, у меня нет.
Он осторожно обошел Норда и, озираясь, направился к метро. Мы с Алешкой за ним, шепнув Лене: «Идите домой. Мы утром вам позвоним».
Лена кивнула и, взяв одной рукой Норда на короткий поводок, а другой Санька за рукав, послушно повела их домой.
Главное, конечно, чтобы ее дедушка не надумал сегодня полюбоваться своей ненаглядной «Гречанкой» или убедиться, что она на месте, в брюхе фарфоровой собачки.
Зимовка в лифте
Дойдя до станции метро, продавец Козлов обогнул ее и двинулся вдоль длинного ряда домов, которые тускло терялись в позднем вечернем мраке.
Мы с Алешкой шли за ним по очереди. Из рассказов папы мы знали, что именно так оперативники «ведут» подозреваемого. Чтобы он не заметил слежки.
Иногда мы даже переходили на другую сторону улицы. И шли такой цепочкой: я, например, не теряя из вида Козлова, а Алешка - меня. Потом мы менялись. И за все время, хотя продавец иногда осторожно оглядывался, он не заметил одного и того же пацана, подозрительно идущего следом за ним.
Правда, я думаю, озирался он, опасаясь вовсе не пацанов, а девчонки. Вернее, ее собаки с белыми зубами.
Вскоре Козлов свернул во двор большого дома старой постройки - со всякими неказистыми архитектурными излишествами - и вошел в подъезд с высокими дубовыми дверями.
Мы немного погодя шмыгнули за ним и затаились на лестнице, возле почтовых ящиков, среди разбросанных рекламных листков и другого мусора.
Громко запахнулись дверцы лифта, и он, поскрипывая, пошел наверх.
– Считаем! - сказал я Алешке.
– Чего считаем? - не понял он. - Ступеньки?
– Время! - отмахнулся я, считая секунды и прислушиваясь к ходу лифта.
– Двадцать четыре, запомни, - сказал я Алешке, когда услышал, что лифт остановился где-то наверху.